Болеслав Прус - Том 2. Повести и рассказы

— А вы все-таки с ними поторгуйтесь, — прибавил учитель. — Кнап уже приехал, так что они не будут особенно упираться.

На ферме скрипнула дверь. Учитель тотчас заговорил о другом.

— Ваша жена, — громко сказал он, — лежит в школе. Вы пройдите туда…

— Это кто, Слимак? — крикнул со двора Фриц Хаммер.

— Я.

— Вы зайдите к жене, но ночевать будете в кухне. За больной присмотрит Августова, а вам нужно выспаться: завтра чуть свет мы едем.

Он скрылся за углом; дверь снова скрипнула. Должно быть, он ушел к себе.

— А вы где живете, пан учитель? — спросил мужик.

— Обычно в школе, но сегодня ночуем с дочерью в конюшне.

Слимак задумался и сказал:

— Видать, мою бабу только до завтра положили в горнице. А завтра нас прогонят в конюшню… Нет, нечего нам тут засиживаться.

Они вошли в темные сени. Откуда-то из дальних комнат доносился громкий разговор, прерываемый взрывами грубого смеха и звоном стаканов. Учитель взял Слимака за руку и потянул к дверям налево. В большой комнате, заставленной скамейками, тускло горела лампочка; в углу на топчане лежала Слимакова; какая-то старуха клала ей на голову мокрые тряпки. Комнату наполнял острый запах уксуса.

У Слимака сжалось сердце. Лишь теперь, ощутив этот запах, он понял, что жена его больна, тяжко больна.

Он наклонился над топчаном; Слимакова, прищурив глаза, вглядывалась в него. И вдруг заговорила хриплым голосом:

— Это ты, Юзек?..

— Я и есть.

Закрыв глаза, больная теребила край тулупа, которым была накрыта. Немного помолчав, она снова заговорила, на этот раз громче:

— Что ты делаешь, Юзек?.. Что ты делаешь?..

— Да видишь, стою.

— Ага! Стоишь… Я знаю, что ты делаешь… Ты не думай!.. Я все знаю…

— Идите отсюда, хозяин, идите, — перебила ее старая немка, подталкивая мужика к дверям. — Идите, а то она волнуется, ей вредно… Идите.

И она выпроводила его из комнаты.

— Юзек!.. — крикнула Слимакова. — Юзек! Поди сюда… Я тебе кое-что скажу…

Мужик колебался.

— Не стоит, — шепнул учитель, — она бредит и раздражается. Когда вы уйдете, она, может быть, уснет.

Он провел Слимака через сени на другую половину, в кухню. Туда сейчас же вошел Фриц Хаммер и утащил Слимака в комнаты.

За ярко освещенным столом, уставленным пивными кружками, в клубах табачного дыма сидел, попыхивая трубкой, старик Хаммер, а рядом с ним мельник Кнап. Это был тучный человек, грузный, как куль муки, с широкой красной физиономией, лоснящейся от пота. Сидел он без сюртука, держа в одной руке кружку пива и рукавом другой руки вытирая вспотевший лоб. Из-под расстегнутой рубашки, на которой блестели золотые запонки, виднелась полная, как у женщины, грудь, густо поросшая волосами.

Направо от стола, на подставке стоял изрядный бочонок пива, из которого Вильгельм Хаммер то и дело наполнял кружки.

— Ну, как ты называешься, отец? — весело крикнул Кнап грубым голосом, с сильным немецким акцентом.

— Слимак.

— О, правда, это тот самый!.. — гаркнул Кнап и захохотал. — А ты продашь нам твой земля с горой под мельницу?

— Кто его знает?.. — робко ответил мужик. — Стало быть, продам…

— Ха-ха! — покатывался Кнап. — Вильгельм!.. — заревел он, точно Вильгельм был за версту отсюда, — налей ему пива, этому мужику… Пей за мое здоровье, а я за твое здоровье… Хо-хо-хо!.. Хотя ты ко мне никогда не привозил свое зерно, я буду с тобой чокаться. Ты будь здоров, и я будь здоров… А зачем ты раньше нам не продал твой земля?

— Кто его знает?.. — сказал мужик, жадно глотая пиво.

— Вильгельм!.. Налей ему!.. — гремел Кнап. — А я скажу, зачем ты не продал. Затем, что ты не имеешь крепкого решения. Хо-хо!.. Крепкое решение — это самый главный. Я сказал: «Я буду иметь мельница в Вульке!» — и я имею мельница в Вульке, хотя евреи два раза мне ее подожгли. Что, не правда, Хаммер?.. И я еще сказал: «Мой Конрад будет доктор!» — и Конрад будет доктор. И еще я сказал: «Хаммер, твой Вильгельм должен иметь ветряную мельницу!» — и Вильгельм должен иметь ветряную мельницу. А человек без крепкого решения — он есть, как мельница без воды… Вильгельм!.. Налей ему пива… Что, какое хорошее пиво, правда?.. Это мой зять Краузе делает такое пиво… Хо-хо!..

— Что это?.. — воскликнул он, нагнувшись к бочонку. — Что это, пива нет?.. Баста!.. Идем спать…

Все встали из-за стола. Фриц подтолкнул Слимака к кухне и запер дверь.

Мужик охмелел, сам не зная от чего: от пива или от речей шумливого Кнапа. При свете плошки он разглядел в кухне два топчана: на одном кто-то уже спал, другой был не занят. Слимак присел на него, и вдруг ему стало до того весело, что он закачался: влево — вправо, влево — вправо…

Он ни о чем не думал, он просто прислушивался к разговору на немецком языке, доносившемуся из смежной комнаты. Через некоторое время он услышал звонкое чмоканье, бесконечные восклицания, грохот отодвигаемого стола, хохот Кнапа. Потом кухню залил яркий свет: прошли Фриц и Вильгельм.

— Спать, спать! — крикнул мужику Фриц. — На рассвете мы едем.

Молодые Хаммеры вышли в сени, из сеней во двор, наконец шаги их затихли где-то за амбаром, а Слимак все покачивал головой — влево и вправо. Прошло еще немного времени; в соседней комнате гулко отдавались тяжелые шаги, потом грубый голос Кнапа забубнил: «Vater unser, der Du bist im Himmel…» [62]

Читая молитву, мельник снимал сапоги и швырял их в дальний угол; затем со словами «аминь… аминь» он улегся на кровать, которая сильно заскрипела под ним.

Наконец он умолк, а через несколько минут захрапел на разные голоса и как-то очень странно: казалось, будто его резали или душили.

Фитилек, едва тлевший в плошке, затрещал, раза два вспыхнул и погас, наполнив кухню противным запахом подгоревшего сала. В заиндевевшее окно глянул месяц, и на глинобитный пол упала полоса тусклого света, перерезанная на шесть долек тенью оконной рамы.

Мельник ужасающе храпел и стонал. Одурманенный пивом, мужик раскачивался вправо и влево, чему-то улыбался и рассуждал вслух:

— Ну, и продам!.. А что? Нельзя, что ли? Лучше мне в чужой стороне купить пятнадцать моргов хорошей, настоящей земли, чем биться здесь на десяти негодных, да еще по соседству с Ясеком Гжибом. Они со стариком вовсе меня заедят… Продать так продать, но чтоб сразу…

Он встал, словно собираясь сейчас же идти к нотариусу. Вспомнив, однако, что до нотариуса далеко, он снова опустился на сенник и тихо засмеялся. Крепкое пиво, выпитое на голодный желудок, совсем его разморило.

Вдруг на фоне освещенного окна показался какой-то силуэт. Кто-то со двора пытался заглянуть в кухню.

Мужик машинально подошел к окну. Взглянул, мигом протрезвел… и выбежал из кухни. От скрипа дверей сонный батрак заворочался и выругался, но Слимак ничего не замечал. Трясущимися руками он нащупал в сенях щеколду, толкнул дверь, и его обдало морозным воздухом.