Уильям Дюбуа - Цветные миры

— Что здесь такое? — спросил он. — Что это, рукопись? Чья?

— Ну, раз уж с этим делом покончено, могу рассказать тебе все. Видишь ли, когда мы были в Калифорнии, мне пришла в голову мысль: не попробовать ли мне написать тот автобиографический роман, который уже давным-давно был мной задуман? Описать жизнь женщины, по происхождению цветной, а по внешности белой, вернее, белой, а в душе цветной; с таким сюжетом мог получиться хороший роман. Так вот, я рискнула и провозилась над ним много месяцев. Наконец я довела свой роман до той стадии, когда, мне казалось, его можно представить на суд читателей. Пять издателей уже отклоняли мою рукопись, и, что характерно, по совершенно одинаковым мотивам. Насколько я понимаю, теперь можно отказаться от дальнейших попыток. Вскоре после нашего приезда и Нью-Йорк я лично беседовала с последним издателем. «Хороший роман», — заверил он меня, как заверяли и все его предыдущие коллеги. Вот только как быть с развязкой? За кого выйдет замуж моя бело-черная девушка и с кем будет счастливо жить до конца своих дней? Она не должна выходить замуж за белого, это оправдывало бы смешанные браки. Не должна она выходить замуж и за цветного — для этого она чересчур белая. Однако надо же ей выйти замуж — иначе в чем же смысл романа? Все это было ужасно глупо, и я разрешила вопрос очень просто, заявив: «А я вот вышла замуж за негра, и мы очень счастливы». Издатель с отвращением взглянул на меня и, прощаясь, даже не подал руки. Тем дело кончилось — рукопись возвращена автору. Есть в романе один эпизод. Он не нравился ни одному издателю, но мне страшно не хотелось от него отказываться. Помнишь эту «нефтяную» свадьбу незадолго до нашего отъезда с Западного побережья, ставшую газетной сенсацией?

— Да, конечно. Семидесятилетняя миллионерша обвенчалась с вдовцом, тоже миллионером, и закатила сказочный свадебный пир.

— Совершенно верно. Так вот, я описала их свадьбу в романе. Этот пир был не только сказочным, но и типично американским. Я привела все факты, сообщенные в прессе, только придала им литературный вид. Послушай, Мануэл, я прочту тебе выдержку из газеты: «Шампанское будет бить струей, как рвущаяся из скважины нефть, которая оплатит его стоимость, во время самого грандиозного свадебного банкета этого года в Голливуде. Банкет устраивается сегодня новобрачными в ночном кабаре «Мокаибо» и обойдется в 30 тысяч долларов. Жених-вдовец имеет взрослых детей, владеет акциями нефтепромыслов в долине реки Сан-Хоакин и в Техасе. Невесте 74 года, она дочь нефтяного короля, оставившего ей в наследство свыше 17 миллионов долларов. Супружеская чета сняла для банкета все помещение кабаре, пригласив на блестящий вечерний прием 300 гостей, включая множество кинозвезд и политических деятелей. На закуску будет подано восемьдесят фунтов икры стоимостью две тысячи долларов. Кабаре украшается гардениями, за которые заплачено около 6 тысяч долларов; гирляндами цветов будут увиты даже клетки длиннохвостых попугаев, которыми знаменито «Мокаибо». Над входом в зал коктейлей будет сооружена цветочная арка в виде эмблемы счастья — подковы. Гостям будут предложены шотландское виски двадцати различных марок и французский коньяк двадцати пяти сортов. Но гвоздем программы явится шампанское. Оно польется струей из фонтана, украшенного свадебным колоколом и голубками из сахарной глазури. На новобрачной будет наряд из белых французских кружев с пышной юбкой — самой модной, — с поясом из тафты канареечного цвета и длинной пелериной из того же материала. Этот туалет, за который уплачено пять тысяч долларов, будет сверкать драгоценностями стоимостью в пятьсот тысяч долларов». Я не очень завистлива и зла, — сказала Джин, — но подобные факты внушают мне отвращение, это просто тошнотворно. Женщина, устроившая такой банкет, за всю свою жизнь ни разу не ударила палец о палец — ее богатство и, следовательно, влияние были буквально преподнесены ей на серебряном блюде. Капиталы ее отца и мужа нажиты с помощью нефти, созданной господом богом. На деньги, уплаченные за эту оргию, пятьдесят студентов смогли бы получить образование в нашем колледже. Думая об этом банкете, нельзя забывать, что пять миллионов американских семейств живут на доход меньше тысячи долларов в год. А эта женщина имеет возможность потратить за один вечер тридцать тысяч долларов на свою вторую свадьбу!

— Ладно, ладно, — сказал судья, незадолго перед тем вошедший в комнату. — Я бы не прочь проглотить добрую порцию этой икры и отхлебнуть глоточек, один только глоточек старого шотландского виски…

— Право же, это не тема для шуток, — с упреком возразила Джин.

— Не удивительно, дорогая Джин, — сказал судья, — что вашу книгу отвергли. Неужели вам не ясно, что в наше время подобные разговоры недопустимы?

— Но ведь эта заметка была напечатана! Она открыто появилась в газете.

— Конечно. Однако подана она была и истолкована не так, как вами. Но, вообще-то говоря, все дело тут в вас самой, а не в романе.

— Как во мне? При чем тут я?

— Это же проще простого, — пояснил судья. — Вероятно, вы числитесь в «черном списке», и владельцы издательств распорядились, чтобы ни одно ваше слово не доходило до публики. Знаете ли вы, что сейчас в Соединенных Штатах издается лишь половина того количества книг, которое выпускалось у нас полвека назад? И что книжные лавки буквально тают на глазах?

— И куда только мы катимся! — воскликнул Мансарт.

— Это дико — затыкать людям рты и мешать им высказываться устно или в печати, особенно в переживаемый нами момент, — сказала Джин. — Сейчас назрели такие важные вопросы, что не говорить о них — это все равно что умереть!

— Мы и умираем, — сказал Мансарт. — Послушайте-ка текст вот этого приглашения: «Ее сиятельство княгиня Зег де Лоренбер имеет честь просить ректора Мануэла Мансарта пожаловать в полночь 20 сентября 1954 года в Радужный зал «Рокфеллер-центра», чтобы заслушать доклад о будущем Африки и черной расы. В числе приглашенных — представители африканских правительств, должностные лица из Вест-Индии и негритянские лидеры Соединенных Штатов. Наше доверенное лицо в «Уолдорф-Астории» будет ожидать Вашего ответа». Все это звучит как дешевая пропаганда, сдобренная солидной порцией мелодрамы. Я не желаю терять попусту время.

— Позволь, папа, — вмешался судья. — Конечно, это пропаганда, и притом явно театрализованная. Но за ней стоит власть, а это кое-что да значит и, как видишь, уже привлекло внимание еврейских лидеров. Игнорировать подобные попытки нельзя. Мой совет — пойти туда. По-моему, все это замыслы американского «большого бизнеса», рассчитанные на то, чтобы сбить с толку африканцев; но планам монополистов придана та опереточная форма, которую русские белоэмигранты все еще считают великосветским тоном. Сомневаюсь, чтобы она произвела на африканцев такое же впечатление, как и на лидеров американских негров, готовых мчаться вприпрыжку куда угодно, стоит лишь какой-нибудь белой компании поманить их пальцем. Сможет ли эта пропаганда повлиять также и на пятнадцать миллионов рядовых негров? Трудно сказать, но, во всяком случае, ты, папа, непременно должен туда поехать.