Аугусто Бастос - Я, верховный

Меня обвиняют в том, что я спроектировал и возвел за двадцать лет больше сооружений, чем ленивые испанцы довели до разрушения за два века. Я построил в пустынях Гран-Чако и Восточной области дома, бастионы, форты, крепости. Самые большие и мощные в Южной Америке. И прежде всего до основания перестроил тот форт, который в старину назывался Бурбонским. Я изгладил из памяти людей это название. Стер позорное пятно. Таким образом, пока португальцы укрепляли Коимбру, собираясь напасть на нас с севера, я в противовес им возвел Олимпийскую крепость. Вместо прежней ограды из пальмовых бревен я приказал окружить ее каменной стеной. Превратил в неприступную цитадель. Ее ослепительно белые башни преградили путь черным силам Империи, ее пиратам и работорговцам. Потом выросла крепость Сан-Хосе на юге.

«Крепость Сан-Хосе, бесспорно, самое выдающееся фортификационное сооружение первой половины XIX века во всей Южной Америке, поражающее своими неслыханными размерами. Построить ее было задумано после прекращения военных действий между Бразилией и Буэнос-Айресом в Банда-Ориенталь [47] Банда-Ориенталъ — восточная провинция Рио-де-ла-Платы. С 1828 г. Уругвай. , когда сложились подходящие условия для вторжения в Парагвай, которое в некоторые моменты представлялось даже неминуемым. Строительство началось в самом конце 1833 года после тщательной разработки проекта и заготовки строительных материалов напротив Итапуа, за рекой, где находился сторожевой пост, или лагерь, Сан-Хосе. Двести пятьдесят человек, которые ночевали в палатках, разбитых вокруг казармы, одновременно взялись за работу. Руководили строительством попеременно субделегат Хосе Леон Рамирес, его заместитель Касимиро Рохас и начальник гарнизона Хосе Мариано Мориниго. Поскольку проект по ходу дела приобретал все больший размах, как бы много людей ни завербовывали на строительство, их оказывалось все еще недостаточно. (Число строителей выросло в итоге с двухсот пятидесяти человек до двадцати пяти тысяч.) В 1837 году темп работ ускорился, и к концу 1838 строительство было в основном закончено. Крепость, которая у парагвайцев носила первоначально скромное название лагеря Сан-Хосе, а у жителей Коррьентес и других провинций получила наименование Вала Сан-Хосе или Парагвайского Вала, была обнесена зубчатой каменной стеной почти в четыре вары высотой и в две толщиной с башнями, из чьих бойниц можно было вести огонь во всех направлениях. Эта стена, вдоль которой пролегал глубокий ров, тянулась, покуда видит глаз, прерываемая лишь воротами, выходившими на дорогу из Сан-Борхи, откуда в крепость прибывали обозы. Она начиналась от заболоченного озерца Сан-Хосе у берега Параны и, описав многокилометровую петлю, возвращалась к той же реке, подобная чудовищной змее, свернувшейся в кольцо.

Эта громада из камня и извести, напоминавшая в известной мере Великую китайскую стену, охватывала солдатские казармы, жилища офицеров и сержантов, склад оружия и военного снаряжения и прочие службы, расположенные в виде маленького селения в одну улицу, на которую с обеих сторон выходило по пятнадцать домов размером в пять с половиной вар по фасаду и более куэрды по торцу, и, наконец, находившиеся поодаль от них, ближе к стенам, два больших загона, или внутренних пастбища, отделенные от густого леса, прорезанного просекой, которая вела к реке.

Издали, перед взглядом коррьентинских дозоров, круживших по холмам и пустынным землям редукций, крепость представала во всем своем грозном величии. За ее стенами, на вершине высокой мачты из ствола урундея [48] Урундей — южноамериканское дерево, достигающее более 25 м высоты. , как игла, вонзавшейся в небо, развевался трехцветный флаг — эмблема легендарной, внушающей уважение и страх Республики Пожизненного Диктатора». (X. 4. Васкес. Г лазами современников.)

Были построены здания Кабильдо и Госпитальной Казармы, перестроены столица и многие города и селения во внутренних районах страны. Все это стало возможно благодаря первой фабрике извести, которая была основана мной, а не чудом появилась в Парагвае. Таким образом, как отмечает любезный Хосе Антонио Васкес [49] Васкес, Хосе Антонио — парагвайский историк, составитель книги «Доктор Франсия глазами современников», сборника высказываний современников о «верховном диктаторе», которому, по словам Васкеса, благодаря постоянной поддержке широких масс удалось не только обеспечить независимость, материальный прогресс и проведение социальных реформ, но и воплотить в жизнь принципы демократии и народного суверенитета. Эта работа вышла в 1961 г., то есть через сто двадцать лет после смерти Франсии. Роа Бастос, таким образом, и здесь прибегает к приему намеренного анахронизма. , в нашей стране, где в прошлом были лишь строения из необожженного кирпича и глинобитные хижины, я утвердил цивилизацию извести. К государственным имениям и фермам, прославившим наше отечество, прибавилась отечественная известь.

Все, от Дома Правительства до маленького ранчо в самом глухом уголке страны, засверкало ослепительной белизной. Мой панегирист скажет: Дом Правительства превратился во вместилище жизненных сил всего Парагвая, в его нервный центр. В символ его пробуждения и возрождения. Грязные пасквилянты со своей стороны станут бормотать, что он превратился в глухое ухо, не внемлющее стонам, которые день и ночь издают узники в лабиринте тюремных подземелий. В рупор самовластья, заглушающий ропот народа. Рог изобилия, восхваляют его одни. Дворец Террора, сделавший из страны огромную тюрьму, квакают другие, путешествующие жабы, тузы-эмигранты. Какое мне дело, что говорят эти перебежчики! Пусть поносят меня, как поносили Христа! Ни восхваление, ни клевета не могут не поскользнуться на фактах. Не могут запятнать белое. Белы одежды спасшихся. В белое облачены двадцать четыре старца, окружающие великий престол. И бел, как снег, ЕДИНСТВЕННЫЙ, сидящий на нем. Он белее всех в мрачном Апокалипсисе.

Также и здесь, в лучезарном Парагвае, белое — атрибут искупления. На фоне этой ослепительной белизны черное обличье, в котором меня изображают, внушает еще больший страх нашим врагам. Черное для них атрибут Верховной Власти. Это воплощенная Тьма, говорят они обо мне, дрожа в своих спальнях. Ослепленные белизной, они еще больше, во много раз больше боятся черноты, в которой чуют крыло Архангела-Истребителя.

Я прекрасно помню, Ваше Превосходительство, как вы задали загадку посланнику Бразильской Империи. При всей своей хваленой учености Корреа да Камара так и не сумел ее разгадать. О какой загадке ты говоришь? Вашество сказали в тот вечер бразильцу: почему лев одним своим рыком наводит страх на всех зверей? И почему так называемый царь лесов боится и почитает одного только белого петуха? Не знаете? Так я вам объясню, сказали вы ему, Ваше Превосходительство. Дело в том, что солнце, источник и квинтэссенция всякого света, земного и небесного, находит более яркое воплощение, более подходящий символ в белом петухе, возвещающем зарю, чем во льве, царе лесных разбойников. Гривастый лев рыщет ночью в поисках жертв, терзаемый неутолимым голодом. Петух просыпается с рассветом и склевывает льва. Корреа через силу проглотил это, завращав глазами от злобы. А Вашество добавили: вот так же внезапно появляются шакалы, рядящиеся в львов, и исчезают при виде петуха... Ладно, Патиньо, хватит вспоминать эти глупости! Мы не можем предсказать, что произойдет в будущем. Может случиться так, что роли внезапно переменятся и царь лесных разбойников сожрет петуха. С уверенностью можно сказать только, что этого не произойдет, пока длится Пожизненная Диктатура. Раз она пожизненная, сеньор, она будет длиться вечно, до скончания мира. Аминь. С вашего позволения я на минутку отложу перо. Только перекрещусь. Вот и все, сеньор. Я к вашим услугам. Валуа готов! Я знаю твой боевой клич. Он означает, что ты борешься с голодом. Ступай покрестись над тарелкой.