Ивлин Во - Мерзкая плоть. Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная. Рассказы

— Ладно, Эме, — сказал Деннис, — давай не будем дуться.

— Дуться? Ты мне просто отвратителен.

— Когда мы виделись в прошлый раз, мы были помолвлены и собирались сочетаться браком. Надеюсь, я могу рассчитывать на какие-то объяснения. Пока единственное, в чем ты обвиняешь меня, — это то, что не я автор нескольких наиболее знаменитых стихотворных шедевров, написанных по-английски. Ну а кто же тогда? Твой Гопджоп?

— Ты хотел, чтобы я подумала, будто это ты написал.

— Ну, Эме, ты не справедлива ко мне. Это я должен был бы быть разочарован тем, что девушка, на которую я растрачивал свои чувства, не знакома с самыми популярными сокровищами литературы. Но я понимаю, что твои критерии образования отличаются от тех, к которым я привык. Ты, несомненно, лучше, чем я, разбираешься в психологии и китайском языке. Но, видишь ли, в том отмирающем мире, из которого я пришел, цитирование — это поистине национальный порок. Когда-то цитировали античных писателей, теперь лирическую поэзию.

— Никогда больше не поверю ни одному твоему слову.

— Черт побери, чему ж тут не верить?

— Я в тебя не верю.

— Вот это уже другое дело. Верить кому-то и верить в кого-то — здесь, конечно, есть существенное различие.

— Ох, да перестань ты рассуждать.

— Что ж, согласен.

Деннис подогнал машину к обочине и попытался заключить Эме в свои объятия. Она сопротивлялась яростно и умело. Он тотчас отступился и закурил сигару. Эме долго всхлипывала, забившись в угол, а потом вдруг сказала:

— Эти ужасные похороны.

— Попугай Джойбоя? Да. Это я, пожалуй, смогу объяснить. Мистер Джойбой требовал, чтобы гроб был открытый. Я возражал, и ведь, в конце концов, мне виднее. Я изучал это дело. Открытый гроб годится для собак и кошек, они очень естественно сворачиваются в клубочек. Другое дело попугаи. Они выглядят просто нелепо, когда голова их покоится на подушечке. Но я наткнулся на непробиваемую стену снобизма. Раз так хоронят в «Шелестящем доле», значит, так должны хоронить в «Угодьях лучшего мира». Или ты думаешь, он вообще все это подстроил? Может быть. Вполне допускаю, что этот ханжа и зануда пошел на то, чтоб бедняга попугай выглядел так нелепо, лишь бы уронить меня в твоих глазах. Да и вообще кто приглашал тебя на эти похороны? Ты что, была знакома с покойным?

— Подумать только, все то время, пока мы встречались с тобой, ты тайком ходил туда, в это место…

— Дорогая моя, тебе, как американке, меньше всего пристало презирать мужчину за то, что он начинает с нижней ступеньки социальной лестницы. Я, конечно, не притязаю на столь высокое положение в похоронном мире, какое занимает твой мистер Джойбой, но зато я моложе его, гораздо привлекательнее и у меня свои зубы. А в будущем у меня — Свободная церковь. Я, наверно, уже стану главным священником «Шелестящего дола», а мистер Джойбой все еще будет потрошить трупы. У меня задатки великого проповедника — нечто метафизическое, в стиле семнадцатого века, апеллирующее скорее к разуму, чем к простейшим эмоциям. Нечто в духе Лода [74] Уильям Лод (1573–1645) — архиепископ Кентерберийский, знаменитый проповедник. — этакое манерное, многословное, остроумное и совершенно недогматическое, свободное от предрассудков. Я думал о своем облачении. Широкие рукава, вероятно…

— Ой, да замолчи ты. Надоело до смерти!

— Эме, как твой будущий муж и духовный наставник, я должен предупредить тебя: с человеком, которого любишь, так не разговаривают.

— Я не люблю тебя.

— «Пока не высохнут моря».

— Понятия не имею, что это все значит.

— «Не утечет скала». Это, надеюсь, достаточно ясно. «Клянусь люб-бить тебя…» Уж эти-то слова тебе наверняка понятны. Именно так их произносят популярные певцы. «И дней пески не убегут, клянусь люб-бить тебя». Насчет песков, готов признать, звучит несколько туманно, но общий смысл поймет даже человек, вконец ожесточивший свое сердце. К тому же ты что, забыла о Сердце Брюса?

Рыдания утихли, и по наступившему молчанию Деннис понял, что в прелестной и слабой головке, уткнувшейся в угол, мыслительный процесс идет полным ходом.

— Это Брюс, что ли, написал стихотворение? — спросила она наконец.

— Нет. Но имена этих людей настолько похожи, что разница просто несущественна.

Последовала пауза.

— А этот Брюс или как там его, он не оставит никакого выхода для тех, кто дал клятву?

Деннис не возлагал больших надежд на обет, данный в церквушке Олд-Лэнг-Сайн. Он и упомянул-то о нем неизвестно зачем. Но теперь он поспешил использовать свое преимущество.

— Послушай, ты, сладостное и безнадежное создание. Ты сейчас стоишь перед дилеммой — это по-нашему, по-европейски, а по-вашему — ты попала в переплет.

— Отвези меня домой.

— Хорошо, я могу объяснить тебе все по дороге. На твой взгляд, в мире нет ничего прекраснее «Шелестящего дола», разве только рай небесный. Я тебя понимаю. На свой грубый английский манер я разделяю твой восторг. Я даже собрался написать об этом один опус, но боюсь, что не смогу в этой связи повторить вслед за Доусоном [75] Эрнест Доусон (1867–1900) — английский поэт. : «Если вы его прочтете, все поймете вы». Ты не поймешь в нем, милая, ни единого слова. Но это все так, между прочим. Твой мистер Джойбой — это воплощенный дух «Шелестящего дола», единственное промежуточное звено между доктором Кенуорти и простыми смертными. Итак, оба мы, ты и я, одержимы «Шелестящим долом», «в целительную смерть полувлюблен», как я сказал тебе однажды, и, чтобы избежать дальнейших осложнений, позволь мне сразу добавить, что эти стихи тоже написал не я. Так вот, ты баядерка и девственная весталка этого заведения, и совершенно естественно, что меня влечет к тебе, а тебя влечет к Джойбою. Психологи объяснят тебе, что подобное случается на каждом шагу.

Вполне может статься, что с точки зрения Сновидца, моя репутация небезупречна. Попугай выглядел в гробу просто ужасно. Так что из этого? Ты любила меня и поклялась любить вечно самой священной клятвой во всем религиозном арсенале «Шелестящего дола». Теперь тебе понятна та дилемма, перед которой ты стоишь, тот тупик или переплет, в который ты попала? Святость неделима. Если целовать меня через сердца Бернса или Брюса — это не священный акт, то и ложиться в постель со стариной Джойбоем тоже не священный акт.

Она молчала. Деннис и не ожидал, что его слова произведут на нее такое глубокое впечатление.

— Ну, мы приехали, — сказал он наконец, остановившись перед домом, где она снимала квартиру. Он знал, что всякое проявление мягкости сейчас неуместно. — Вылезай.

Эме ничего не сказала и вначале даже не двинулась с места. Потом она прошептала:

— Ты мог бы освободить меня.

— Да, но я не хочу.