Жозе Эса де Кейрош - Преступление падре Амаро. Переписка Фрадике Мендеса

— Справедливо, справедливо! — качали головами оба священника.

— Это я и должен неопровержимо доказать сеньору председателю Муниципальной палаты.

Он так спешил выразить свой гнев, что устремился на улицу прямо в ночных туфлях и рабочем халате, как был в лаборатории; Ампаро догнала его в коридоре:

— Ох, горе мое, сюртук-то, сюртук-то хоть надень, ведь в какое место идешь!

Она собственноручно помогла мужу вдеть руки в рукава, в то время как аптекарь, увлекаемый игрой воображения (своего злосчастного воображения, которое порой так разыгрывалось, что причиняло ему головные боли), уже мысленно давал сенсационные показания. Он будет говорить стоя. В зале Муниципальной палаты — обстановка трибунала: сеньор председатель — за своим столом, торжественный, как воплощение общественного порядка; вокруг него чиновники торопливо строчат по гербовой бумаге; а напротив них — обвиняемый, в традиционной позе политического преступника: руки скрещены на груди, мятежное чело бросает вызов эшафоту. Тогда он, Карлос, войдет и скажет: «Сеньор председатель, я пришел сюда по доброй воле, чтобы послужить спасению общественного порядка!»

— Я докажу им с железной логикой, что все это — следствие заговора рационалистов! — сказал он еще раз, со стоном затягивая шнурки на своих высоких ботинках.

— И слушай хорошенько, что он будет говорить про Сан-Жоанейрину дочку…

— Я все запомню. Но дело не в Сан-Жоанейре. Ведь это политический процесс!

Он неторопливо пересек площадь, уверенный, что соседи выглядывают из дверей и шепчут: «Карлос идет давать показания…» Да, он даст показание. Но не об ударе в плечо. Много ли значит сам по себе этот удар? Важно то, что скрывается за ним: заговор против порядка, против церкви, против Хартии и собственности! Вот об этом он и скажет во весь голос сеньору председателю. Этот удар кулаком, уважаемый сеньор председатель, — лишь первый симптом начинающейся социальной революции!

Толкнув обитую сукном дверь в Муниципальную палату Лейрии, он приостановился на пороге, держа руку на дверной ручке и заполняя весь проем двери своей внушительной особой. Увы, там не было обстановки трибунала, о которой он мечтал. Да, преступник, бедный Жоан Эдуардо, был здесь; он сидел на краешке скамьи, уши его горели, он не смел поднять глаз. Артур Коусейро, чрезвычайно смущенный появлением постоянного гостя Сан-Жоанейры на скамье для арестантов, старался на него не смотреть и уткнулся носом во вчерашнюю газету, разложенную поверх увесистой книги записей. Старший чиновник Пирес с глубокомысленным видом очинял гусиное перо, то и дело пробуя его на ногте; брови у него всползли на лоб. Только писарь Домингос был занят делом. Его перо усердно скрипело: допрос, очевидно, шел быстро; самое время высказать свои идеи… Карлос выступил вперед и начал:

— Господа! Могу ли я поговорить с сеньором председателем?

В этот самый миг голос председателя донесся из кабинета:

— Сеньор Домингос!

Писарь вскочил, вздернув очки на лоб:

— Иду, сеньор председатель!

— Спички у вас есть?

Домингос лихорадочно зашарил по карманам, по ящикам стола.

— Есть у кого-нибудь спички?

Руки зашуршали среди бумаг… Ни у кого не было спичек!

— Сеньор Карлос, нет ли спичек у вас?

— Нет, сеньор Домингос. Весьма сожалею.

Тогда сеньор председатель вышел сам, поправляя черепаховые очки:

— Что ж, ни у кого нет спичек? Удивительно! Ни у кого никогда не бывает спичек. В таком учреждении — и чтобы ни одной спички… Что вы с ними делаете? Пошлите немедленно купить полдюжины коробков!

Расстроенные чиновники переглядывались; они были подавлены вопиющей нехваткой столь необходимых для государственной службы предметов. Карлос, воспользовавшись присутствием его милости, обратился к нему о речью:

— Сеньор председатель, я пришел сюда… Я пришел добровольно, движимый, так сказать, заботой…

— Скажите, пожалуйста, сеньор Карлос, — перебил его председатель, — что, соборный настоятель и второй падре находятся еще у вас в аптеке?

— Сеньор соборный настоятель и сеньор падре Силверио остались на попечении моей супруги и отдыхают от пережитого потрясения, которое…

— Не откажите в любезности передать им, что они нам очень нужны.

— Я нахожусь в полном распоряжении закона.

— Так попросите их зайти сюда, и поскорей… Уже половина шестого, нам давно пора уходить! Канительный выдался день! Присутствие должно закрываться в три часа!

И, повернувшись на каблуках, его милость ушел в свой кабинет — тот самый кабинет, из окна которого он ежедневно, с одиннадцати до трех, покручивая белокурый ус и выпячивая грудь в голубой манишке, обольщал жену Телеса.

Карлос уже открывал зеленую дверь, когда его остановил оклик Домингоса.

— Карлос, голубчик, — в улыбке писаря изображалась трогательная мольба, — извините, а? Но… захватите дома коробок спичек!

В эту минуту на пороге возник сам падре Амаро; позади него маячил огромный корпус падре Силверио.

— Не могу ли я поговорить с сеньором председателем партикулярно? — спросил Амаро.

Все чиновники встали; Жоан Эдуардо, бледный как полотно, тоже. Падре Амаро прошел через все присутствие своим мягким священническим шагом; за ним шагал добряк Силверио. Минуя конторщика, он описал опасливую кривую. Сеньор председатель вышел навстречу их преподобиям; дверь кабинета деликатно затворилась.

— Наклевывается соглашение, — сказал проницательный Домингос, подмигнув сослуживцам.

Карлос сел; настроение у него испортилось вконец. Он пришел сюда, чтобы открыть глаза властям на угрозу, нависшую над Лейрией, над округом и всей нацией; чтобы сказать свое слово в этом процессе, процессе сугубо политическом, — и вот он молча сидит, всеми забытый, на одной скамье с подсудимым. Даже стула не предложили! Неужели действительно священники и председатель уладят дело миром, не спросив его совета! Ведь он единственный очевидец тумака, нанесенного соборному настоятелю, — и не кулаком конторщика, но злодейской рукой рационализма! Такое пренебрежение к его просвещенному содействию казалось аптекарю непростительной оплошностью со стороны государственных властей. Сеньор председатель решительно не на высоте требований момента, когда Лейрии угрожает революция! Не зря под Аркадой про него говорят: пенкосниматель!

Дверь кабинета приоткрылась; блеснули очки председателя.

— Сеньор Домингос, зайдите, пожалуйста!

Писарь поспешил в кабинет со значительным видом. Дверь снова конфиденциально закрылась. Эта закрытая дверь приводила Карлоса в негодование. Выходит, его оставили за бортом, с Пиресом, с Артуром, в обществе скудоумных! Ведь он обещал Ампарозинье громко высказать свое мнение сеньору председателю! А кого здесь слушают, кого зовут в кабинет? Домингоса, тупую скотину, который пишет «корову» через «ять»! Впрочем, чего и ждать от правителя, который по целым дням не выпускает из рук бинокля, совращая честную мать семейства! Бедный Телес! Ведь он мой сосед, мой друг!.. Нет, в самом деле, придется открыть Телесу глаза!