Ричард Олдингтон - Прощайте, воспоминания: сборник

Дня два она погрустила из-за этих писем, потом разорвала их и никогда уже о них не вспоминала.

А больше ничто не омрачало их счастья, и у них были друзья, из тех, что не станут спрашивать свидетельство о браке и родословную, прежде чем пожать вам руку. Эвелин была в восторге от своей новой жизни. Все было так интересно, так увлекательно, — просто дух захватывало. И ощущение это не проходило, ведь они были вместе. Поначалу они поселились в Лондоне в маленькой квартирке из двух комнат. Но потом на долю Роналда выпала большая удача. Вдохновленный своей страстью к Эвелин и счастьем быть рядом с нею, он стал писать гораздо лучше, чем прежде, и в Лондоне нашелся один комиссионер, который вызвался выплачивать ему ежегодно по двести фунтов и сверх этого стоимость всех его работ. Как только соглашение было подписано и Роналд получил деньги за первые три месяца, они уложили чемоданы и уехали в Париж.

Эвелин никогда прежде не бывала за границей. Они выбрали самый дешевый путь — от Ньюхейвена до Дьеппа ночным пароходом, в третьем классе, — и приехали в Париж ясным сентябрьским утром. Роналду весело и приятно было видеть, как ее все радовало и восхищало.

— Ох, как интересно, просто чудеса, — твердила она все время, пока они тряслись в фиакре по еще пустынным улицам. — Ах, Роналд, погляди-ка, какие вон у того человека смешные брючки дудочками!.. А как называется эта широкая улица?

— Улица Оперы.

— Вот интересно.

Они сняли в Париже студию, и Роналд усердно работал, не поддаваясь соблазнительной праздности этого города-сирены. Он отослал в Лондон много работ, и к весне они переехали во Флоренцию. Эвелин ничуть не претило ехать третьим классом вместе с итальянскими крестьянами, которые плюют на пол, она не тяготилась тем, что должна была ходить пешком и порой отказываться от завтрака, чтобы сэкономить деньги на билет в картинную галерею — Крэнтон был слишком беден и не мог рассчитывать, что английский посол поможет ему получить бесплатный пропуск. Но бедность имеет свои преимущества. Когда человек слишком беден, чтобы платить за развлечения, он вынужден обходиться тем, что не продается за деньги, — красотами мира и картинами человеческой жизни.

У мистера Констебла в кабинете висела большая репродукция «Весны» Боттичелли, которую ему кто-то подарил. «Весна» Боттичелли была единственным, что не понравилось Эвелин во Флоренции.

— Но, дорогая моя, — убеждал ее Роналд, — это прекрасная картина. Чуть ли не лучшая из того, что осталось от Боттичелли…

Эвелин поморщилась, как всегда, когда что-нибудь было ей очень уж не по душе.

— Нет, она мне не нравится. Чересчур… чересчур благопристойная.

Роналд был сражен этим неожиданным суждением и не нашелся, что сказать. Он и не догадывался, что оно было косвенной похвалой ему самому.

Четыре фунта в неделю на двоих — это было немного даже в довоенные времена; но Эвелин ни о чем не тужила, ни на что не жаловалась. Она обладала той блаженной беззаботностью и бесстрашием, какие отличают хорошую женщину, когда она по-настоящему счастлива. Опять перешивала она свои старые платья, забыв и думать о том, что это было некогда проклятием ее юности. Она не уставала от своего счастья; она и привыкнуть-то к нему все никак не могла. Право же, это походило на чудо — никто тебя не допекает и не опекает, не требует отчета и не щеголяет своей снисходительностью.

Как-то она потеряла кошелек, в котором лежало почти восемь фунтов из их скудных денег. Она призналась в этом Роналду, вся дрожа, со слезами на глазах. Он сначала смутился, но тут же сказал:

— Ничего, родная, со всяким может случиться. Велика важность — какие-то дрянные деньги! Просто придется нам быть поэкономнее эти три месяца.

Эвелин помнила, как она однажды оставила в саду на скамейке книгу Артура и ее сильно попортило дождем. Помнила, как он целых полчаса высокомерно читал ей мораль, твердя об аккуратности, бережливости, уважении к чужой собственности. Роналд был поражен, когда она бросилась на пол перед его стулом, уткнулась лицом ему в колени и разрыдалась.

— Эвелин, детка моя, ну что ты, что ты! Эти дурацкие деньги не стоят и слезинки.

— Ах, дело не в этом, совсем не в этом. Ты не знаешь, не знаешь…

Так они счастливо прожили три года с лишним. Ездили в Испанию и в Германию, два раза были в Италии, несколько раз в Париже, потом снова вернулись в Англию. Эвелин мучило лишь одно — что она мешает успеху Роналда. Но к четырнадцатому году он достиг многого, и опасения ее рассеялись. Они теперь ездили вторым классом, и Эвелин больше не перешивала старые платья.

А затем наступил всемирный потоп. Им казалось, что они предусмотрели все и не в человеческих силах разрушить их счастье, раз им нужно для счастья только одно — быть вместе. Но они забыли о стадной ненависти и тупости, о преступлениях, творимых на земле. Боги несколько десятилетий проявляли к миру величайшую снисходительность, все откладывали час расплаты. Не вот, наконец, они решительно предъявили свой ужасный чек. И Эвелин с Роналдом оказались в числе многих, кто должен был платить чужие долги; ибо такова справедливость людская и божеская.

Первое время они старались жить так, словно никакой войны нет, надеясь, что она скоро кончится. Им приходилось сносить гонения и насмешки, они лишились пособия и снова впали в бедность. Роналд очень страдал от этого, но Эвелин страшило только одно — а вдруг его отнимут у нее, и он никогда не вернется. От этой мысли ее бросало в дрожь, сердце мучительно сжималось, комок подкатывал к горлу.

И неизбежное, разумеется, случилось: он должен был идти в армию. Она крепилась, когда он, глубоко подавленный, уезжал в учебные лагеря, и, целуя его на прощанье, говорила о том, как зато чудесно будет, когда он в скором времени вернется домой. Теперь она получала только двенадцать шиллингов шесть пенсов в неделю — солдатское «иждивенческое пособие для женщин», и она решила подыскать себе работу, чтобы хватало денег ему на посылки. Ей удалось получить место с ничтожным жалованьем в конторе компании, изготовлявшей бинты. Но жизнь ее была пуста, тосклива, безрадостна. Она так много плакала, что сама по-детски удивлялась, откуда берется столько слез. Единственной ее радостью были письма от; Роналда. Они писали друг другу каждый день длинные, страстные, бессвязные письма, содержание которых сводилось к одному: «Я тебя люблю, мне без тебя очень плохо; ах, если бы мы снова могли быть вместе!»

Когда перед отправкой в действующую армию Роналду дали отпуск, встреча их была трепетно страстной и очень печальной. Роналд приехал обожженный солнцем, подавленный, измученный — на военной службе он был очень несчастен. Эвелин сильно похудела и побледнела. Прежний чудесный свет угас в ней, и прозрачная синева ее глаз померкла. В последнюю ночь перед отъездом Роналд крепко прижимал ее к себе, с тоской глядя в темноту, и чувствовал, как ее горячие слезы капают на его голое плечо. После такой муки расставание назавтра было почти облегчением.