Симон Вестдейк - Пастораль сорок третьего года. Рассказы

По инициативе Кохэна и без ведома Схюлтса караул на дамбе от семи до одиннадцати вечера по воскресеньям отменили. Кохэн уверял, что все воскресные вечера мофы проводят с девками и приступают к проведению экзекуций после одиннадцати, если только они в состоянии держаться на ногах.

Около десяти часов Ян ин'т Фелдт смешал свои карты и сказал Мертенсу:

— С Марией все кончено.

Избегая на него смотреть, они сидели на низких табуретках и скамеечках для доения коров вокруг ломаного столика, шатавшегося, когда Грикспоор и Ван Ваверен остервенело швыряли на него свои карты. Во время игры они поочередно придерживали рукой лампу, чтобы она не свалилась со стола.

— У нее теперь другой, — пояснил Ян ин'т Фелдт; ссутулившись по-стариковски, он держался руками за край табуретки. — Энседовец.

— Энседовец! — Они глядели на него, разинув рты. — Это тебе сказал Бовенкамп?

— Она сама.

— А кто же он?

— Пурстампер. Сын аптекаря.

— Что? Кеес Пурстампер? Прохвост! Фашист! — закричали в один голос Мертенс и Грикспоор, уроженцы этого городка. — Мерзавец!

И на какое-то время Ян ин'т Фелдт был забыт. Мертенс и Грикспоор расписывали в крепких словечках, какие они все мерзавцы: что Кеес Пурстампер, что его папаша с маменькой, что братец Пит. У Мертенса был наготове целый рассказ об этой семейке.

— Папаша его с пеленок гоняется за девушками. Говорят, он и в НСД вступил только затем, чтобы энседовкам юбки задирать. И от него всегда жди всяких гадостей; он чуть было не завалил нас всех во время нашего налета на карточное бюро. Каким образом? А он в тот день там околачивался. Об этом мы не подумали. Мы только старались выбрать такой момент, когда в конторе не было никого из жандармерии. Но мы, конечно, сделали большую глупость: заперли всех служащих в служебном помещении на нижнем этаже, а на двух-трех человек, что стояли у окошечек касс, внимания не обратили; в такую минуту всегда думаешь, что на людей, которые сюда приходят, можно полностью положиться. Не так ли? Правда, выход охранялся и улизнуть он не мог. Ну вот, пока мы внизу запирали людей — а среди них некоторые были прямо в восторге, что наконец-то мы на это решились, отпускали разные шуточки и все прочее, а всякие там девчонки прыгали и чуть ли не танцевали, — мне вдруг пришло в голову подняться наверх, отобрать и сложить карточки; и кого же, вы думаете, увидел я возле телефона? Пурстампера. Он звонил мофам, как я потом узнал, соединился с ними, но не успел им ничего сказать.

— А откуда вы это узнали? — с любопытством спросил Грикспоор, его белобрысая мальчишечья голова при скудном мерцающем свете керосиновой лампы казалась рыжей и курчавой.

— Не успел им ничего сказать, — повторил Мертенс и замолчал.

— Вы что, и телефонные линии тоже контролируете? — спросил Грикспоор, выгнувшись вперед, как кошка, готовая к прыжку.

— Он еще не успел им ничего сообщить… нет, Яп, это государственная тайна, я и так слишком разболтался.

Кохэн улыбнулся:

— Тогда незачем рассказывать. А кроме того, неужели ты думаешь, что мы поверили в твои небылицы?

— Да продолжай же, — нетерпеливо сказал Ван Ваверен.

— Нет, телефонные линии мы не контролируем, — сказал Мертенс Грикспоору таким доверительным тоном, словно сделал его своим сообщником, и продолжал; — Вначале я хотел его пристрелить, но у него было такое испуганное лицо, что я этого не сделал. Да и потом я думал, что надо кое-кого приберечь для дня возмездия…

— Какие же странные мысли лезут человеку в голову в ту минуту, когда…

Но Грикспоор пинком заставил Кохэна замолчать.

— …Тогда я с пистолетом в руках погнал его к выходу, запереть его в помещении, где были заперты остальные, я не мог, ведь тогда он увидел бы, что среди них нет меня. Он не сказал ни слова, но, должно быть, узнал меня, хоть я и приклеил себе белокурые гитлеровские усики и надел на глаза маску, а иначе как получилось, что меня полиция разыскивала, а трех других участников операции — нет? Если бы они просто предполагали, что это сделал один из служащих бюро, то они с таким же успехом могли бы назвать любого из тех, кто был заперт в кладовой. Посетителей там было всего двое-трое, и никто из них не знал меня в лицо. И откуда могло бы им стать известно, что из всего персонала меня одного не было в кладовой? Сотрудники бюро, конечно, это знали, но они думали, что я уехал по служебным делам в соседний муниципалитет, я себе подготовил отличное алиби. Разумеется, с моей стороны было очень рискованно лично принимать участие в операции, но очень уж мне хотелось. В последние недели стоило мне прикоснуться к карточкам, как я чуть не стонал от нетерпения… Но я, конечно, не был уверен, что Пурстампер меня узнал, я только допускал такую возможность, и, чтобы его испытать, я через какой-нибудь час отправился к нему в аптеку…

— Обалдеть можно! — с восхищением воскликнул Грикспоор. — В его аптеку… господи боже…

— Случилось так, — скромно сказал Мертенс, — что мне как раз понадобилась фотопленка для трафаретов, чтобы изготовить подложные удостоверения личности. Я этим делом все время занимался, и, насколько мне было известно, достать пленку можно было только у Пурстампера.

— Пленка, ты говоришь…

— Ну да… она мне постоянно нужна. Если ты подделываешь удостоверения личности, ты должен учитывать, что они могут предназначаться людям, чьи приметы хорошо известны полиции. Поэтому рекомендуется, чтобы эти люди отращивали бороду, или, наоборот, коротко стриглись, или еще…

— Мне советовали, — перебил его Кохэн, слушавший со снисходительной улыбкой, — сбрить усы, что в сочетании с моим ярко выраженным семитским профилем прибавило еще одну ошибку к прежним восемнадцати или к тем одиннадцати, которые имеются в моем теперешнем удостоверении личности, как-то: отсутствие двойной складки, парафина под печатью, перевернутые водяные знаки, плохие дактилоскопические чернила. Но самой серьезной ошибкой мне кажется то, что такое удостоверение личности может принадлежать только скучнейшему человеку. Но ты продолжай, твой рассказ, по-моему, весьма поучителен.

— Рекомендуется, чтобы эти люди отрастили себе бороду или, наоборот, коротко остриглись, но все это, конечно, при условии, чтобы карточка совпадала с приметами оригинала. И ни в коем случае не рекомендуется употреблять собственные фотографии этих людей, не потому, что оригинал теперь не похож на карточку и это обязательно бросится в глаза, а потому, что карточка уже сама по себе является приметой. Вот почему необходимо изготовлять все новые и новые фотокарточки, и этим я как раз в то время и занимался; мне довелось работать вместе с одним исключительно искусным мастером по части фальсификаций, когда у меня немного развяжутся руки, Ван Дейк, я тебе сделаю такое удостоверение личности, которое даст тебе стопроцентную гарантию безопасности.