Стивен Спендер - Храм

Пол поспешил к себе в комнату, купив по дороге бутерброд, дабы не терять в столовой пансиона целый час из времени, отпущенного на чтение «Северо-западного перевала». Он лег на кровать, вскрыл конверт, где лежала рукопись романа, и самозабвенно начал читать. Почерк у Уильяма был мелкий, ясный, как печатный шрифт, да и не очень похожий на рукописный. В нем таился выразительный взгляд, который обращен был на Пола, пока тот читал. Сюжет был таким же ясным, как почерк. В романе Уильям безжалостно, но с любовью к своим берлинским персонажам, обнажал авторским скальпелем самые сокровенные мотивы их поведения.

Два часа спустя, сидя в кафе, Пол поведал Уильяму о том, как взволновал его «Северо-западный перевал». Столь же взволнованно Уильям похвалил и покритиковал кое-какие строки из стихов Пола. Потом они заговорили о поэзии Уилмота.

То был миг торжества молодых писателей, пребывавших в полном согласии друг с другом и чувствовавших, что в трудах их, хотя и написанных раздельно, выражены общие взгляды на жизнь их поколения. Сознавая, сколь не похожи они и в жизни, и в творчестве, они все же были солидарны друг с другом в своих честолюбивых замыслах, в своих триумфах и неудачах. Один переживал успех другого так же остро, как собственный. Для Пола поэзия Уилмота, проза Брэдшоу были сродни крови, текущей в его собственных жилах. Роман о Гамбурге, который он мысленно сочинял, был его письмом Уилмоту и Брэдшоу.

Уильям настоял на том, чтобы поели они в весьма недорогом ресторане рядом с вокзалом. Он переживал период аскетизма — жил, как Карл, герой его романа, прототипом коего служил Отто, то есть жил практически впроголодь, хотя, по правде сказать, настоящий Отто добился от Уильяма повышения своего уровня жизни. Уильям выбрал самое дешевое блюдо в меню. Называлось оно Lungensuppe — суп из

легких. У Уильяма имелся и дополнительный повод сесть на диету: он желал своим бессловесным примером — своего рода пантомимой из игры в «немое крамбо» — продемонстрировать Отто, что он жертвует собой, воздерживаясь от нормальной пищи, дабы расплатиться за костюм и туфли. Следующее требование со стороны Отто, о чем свидетельствовало и его поведение, чревато было для Уильяма смертью. На Отто, который заказал Schweinkotelette [47] Свиные котлеты (нем.). , подобные театральные эффекты, казалось, не действовали. Отчасти ради оказания моральной поддержки, а отчасти для того, чтобы обратить внимание Отто на незавидное положение Уильяма, Пол принялся настойчиво предлагать Уильяму полпорции морского угря, которого заказал себе. Уильям с видом Христа на кресте отказался, промолвив:

— Was ich gegessen habe, habe ich gegessen [48] Что я съел, то и съел (нем.). .

Он умел одновременно быть и комиком, и трагиком.

После этой ужасной трапезы они направились в Lokal «Три звезды», где Пол договорился встретиться с Иоахимом и Эрнстом, которых они там и застали. Иоахим сердечно пожал Уильяму руку:

— Очень рад познакомиться. Пол мне так много о вас рассказывал.

Взяв протянутую руку Отто, Иоахим уставился на него с нескрываемым изумлением, заинтригованный подчеркнутым великолепием костюма и туфель. Уильям оцепенел. Эрнст, придерживаясь ненавязчивого стиля поведения, который он усвоил в Кембридже, рук пожимать не стал, а лишь сдержанно улыбнулся Уильяму и Отто. В честь Уильяма он надел блейзер Даунинг-Колледжа.

Уильям окинул недовольным взглядом напоминающий часовню переполненный зал с сидящими за многочисленными столиками добропорядочными буржуями обоего пола, с оркестром у одной стены и длинной стойкой с высокими табуретами у другой. Воцарилось молчание, и Уильям, избегая взглядов соседей по столику, неотрывно уставился через весь зал на противоположную голую стену. Потом Эрнст сказал Уильяму:

— Я слышал, вы учились в Кембридже. Интересно, совпадают ли периоды нашего пребывания в университете?

— Когда вы пребывали в Кембридже, герр доктор Штокман? — спросил Уильям с учтивостью, подобной тончайшей струйке воды поверх ледника.

— Ну, к сожалению, я проучился там только один год, в двадцать седьмом, после того как закончил учебу в Гейдельберге.

— Ах, в двадцать седьмом. Тогда меня как раз исключили из Кембриджа. Боюсь, наши с вами пути едва ли могли пересечься.

— Вас исключили? Наверняка это произошло в результате какого-то недоразумения?

— Вовсе нет, это было совершенно логичным следствием вполне сознательной провокации с моей стороны.

— Значит, это наверняка была какая-то студенческая шалость, какой-то розыгрыш? Надо мной, например, как я обнаружил, порой шутили не совсем безобидно. Так что могу вам посочувствовать.

— Ну что ж, наверно, можно назвать это шуткой.

Эрнст пребывал в таком замешательстве, что его английская речь сделалась невнятной, и в следующей фразе он перешел на привычный немецкий:

— Wenn ich fragen darf… [49] Осмелюсь спросить (нем.). Что же произошло, осмелюсь спросить?

— На первом экзамене на степень бакалавра с отличием я ответил на вопросник по истории шуточными стихами.

Эрнст, в котором проснулся коллекционер, выпрямился, и глаза его заблестели.

— Это же весьма, весьма интересно! Что же произошло с подлинником рукописи? Доступ к нему имеется?

— Я слышал, что он лежит в университетской библиотеке под грифом «Запрещено! Только для профессоров и научных сотрудников» — вместе с прядью моих волос.

Воцарилась тишина. Потом, с еще большей учтивостью, Уильям спросил:

— А вам самому, герр доктор Штокман… как вам понравился университет, wenen ich fragen darf… если я могу взять на себя смелость спросить?

— В Даунинг-Келледже я провел самый счастливый год в моей жизни.

— Ну что ж, с чем я вас и поздравляю. Возможно, пробудь вы там больше года, вы бы испытывали совсем другие чувства. В моей жизни это время было безусловно самое что ни на есть скверное.

Эрнст сидел очень прямо — очень надутый и очень бледный.

Иоахим, до той поры с удовольствием наблюдавший за этим обменом любезностями, сказал:

— Ну да, я и сам терпеть не мог тех заведений, куда меня посылали учиться. И особенно университет. Я НЕНАВИДЕЛ всех этих студентов, которые дерутся на дуэлях и зарабатывают себе на физиономии шрамы, лишь бы доказать самим себе, что они мужчины.

Уильям тотчас же простил Иоахиму то скептическое любопытство, с которым он разглядывал костюм Отто.

— А как вам живется после университета?

— Конечно, торговать кофе мне не очень нравится. Но почти все остальное доставляет мне удовольствие, особенно то, чем мы занимаемся в Гамбурге летом. И еще я люблю Санкт-Паули, и «Три звезды», где мы сейчас сидим. Как вам это заведение по сравнению с теми барами, куда вы ходите в Берлине?