Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 8. Личные воспоминания о Жанне д'Арк. Том Сойер – сыщик

— Нет, неверно.

— Почему именно твое знамя внесли тогда в Реймский собор, а не знамена других полководцев?

Тут она кротко произнесла трогательные слова, которые будут жить, пока живет человеческая речь, и повторяться на всех языках, и волновать все благородные сердца до скончания веков:

— Оно вынесло тяжесть — оно и заслужило почет.

Как просто и как прекрасно! Как это посрамляет изощренное красноречие ораторов! Красноречие было у Жанны прирожденным даром, оно давалось ей без усилий и без подготовки. Слова ее так же благородны как ее дела, как весь ее облик. Они рождались в великом сердце и чеканились великим умом.

Следующим делом тайного судилища святейших убийц была такая подлость, что я до сих пор, на склоне лет, не могу рассказывать о ней хладнокровно.

Еще ребенком, с тех самых пор как в Домреми она впервые услышала Голоса, Жанна торжественно посвятила себя Богу, отдав ему на служение свою чистую душу и непорочное тело. Вспомним, что родители, желая помешать ей уйти на войну, повлекли ее на суд в Туль, чтобы принудить к браку, — на который она никогда не давала согласия, — с бедным славным хвастуном, нашим незабвенным товарищем, Знаменосцем, который пал смертью храбрых и покоится с праведными вот уже шестьдесят лет, — мир праху его! Вспомним, как шестнадцатилетняя Жанна сама вела свое дело в этом почтенном суде и не оставила клочка от притязаний бедного Паладина и как изумленный старик судья назвал ее «диковинное дитя».

Вы, конечно, помните это. Представьте же себе, что я почувствовал, когда гнусные попы, с которыми Жанна на протяжении трех лет четыре раза выдерживала неравную битву, вывернули все это наизнанку и представили дело так, будто Жанна потащила Паладина в суд за нарушение брачного обещания и требовала, чтобы он его сдержал.

Поистине, эти люди были готовы на любую низость в своем стремлении затравить беззащитную девушку. Они хотели доказать, что Жанна тогда позабыла данный ею обет безбрачия и намеревалась нарушить его.

Жанна рассказала, как было дело в действительности, но под конец вышла из себя и дала Кошону такую отповедь, что он наверняка еще помнит ее, где бы он сейчас ни был — жарится ли в пекле, где ему надлежит быть, или сумел обманом пробраться в другое место.

Остаток этого дня и часть следующего были посвящены старой теме мужской одежде. Гнусное занятие для почтенных людей! Ведь они отлично знали, что Жанна держалась за мужскую одежду больше всего потому, что в ее темнице безотлучно находились солдаты, и мужская одежда лучше защищала ее стыдливость, чем любая другая.

Судьям было известно, что Жанна намеревалась освободить пленного герцога Орлеанского, и им хотелось знать, как она думала это осуществить. Этот план, как все ее планы, был разумен, а рассказ о нем, как все ее речи, был прост и деловит.

— Я набрала бы достаточно английских пленных, чтобы обменять на него, а не то — пошла бы на Англию и освободила его силой.

Так она поступала всегда. Сперва пробовала добром, а если не удавалось, то решительным ударом, без проволочек. Потом она добавила со вздохом:

— Если бы я побыла на свободе три года, я освободила бы его.

— Твои Голоса разрешили тебе бежать из тюрьмы, если к этому представится случай?

— Я не раз просила их дозволения, но они не разрешают.

Вот поэтому-то я и думаю, что она надеялась на избавление через смерть в темнице в ближайшие три месяца.

— А ты убежала бы, если бы дверь оказалась открытой?

Она ответила откровенно:

— Да, потому что я увидела бы в этом Божье соизволение. Бог помогает тем, кто сам не плошает, как говорит пословица. Но если бы я не считала, что он дозволяет, я бы не убежала.

Тут произошло нечто такое, что убедило меня — а доныне убеждает всякий раз, как я об этом вспоминаю, — что в тот миг ее мысли обратились к королю и у нее мелькнула та же надежда, что и у меня с Ноэлем: спасение с помощью ее соратников. Я думаю, что это пришло ей в голову, но только на миг.

Какое-то замечание епископа заставило ее еще раз напомнить ему, что он судит неправедно и не имеет права председательствовать и что это грозит ему большой опасностью.

— Какой опасностью? — спросил он.

— Не знаю. Святая Екатерина обещала помочь мне, только не знаю как. Может быть, меня освободят отсюда, а может быть, вы пошлете меня на казнь и тогда произойдет замешательство, которое позволит мне спастись. Я над этим не размышляю, но какой-нибудь случай наверное представится. — Помолчав, она добавила следующие памятные слова (возможно, что она толковала их неверно, — этого мы никогда не узнаем; а может быть, и верно, — этого нам тоже не дано узнать, — но сокровенный смысл их стал со временем ясен и теперь известен всему миру):

— Голоса ясно сказали мне, что я получу избавление через большую победу.

Она умолкла, а мое сердце сильно забилось, — мне эта победа представилась так: внезапно ворвутся мои старые соратники с боевым кличем и бряцанием оружия и в последний момент спасут Жанну. Но увы! Мне тут же пришлось расстаться с этой мечтой. Жанна подняла голову и закончила торжественными словами, которые часто цитируют до сих пор, — словами, от которых на меня повеяло ужасом, ибо они звучали как пророчество:

— Голоса повторяют мне: «Терпи и покоряйся, не страшись мученической кончины, ибо через нее войдешь в царствие небесное».

Думала ли она при этом о костре? Едва ли. Я подумал о нем, но ей, мне кажется, представлялось мученичество долгого заключения, оковы, оскорбления. Все это несомненно было мученичеством.

Допрашивал в это время Жан де Ла Фонтэн. Он постарался извлечь из ее слов все, что было возможно:

— Раз Голоса обещают тебе рай — ты в этом уверена и не боишься попасть в ад, не так ли?

— Я верю тому, что они говорят. Я знаю, что спасусь.

— Это ответ, чреватый последствиями.

— Сознание, что я спасусь, — для меня драгоценное благо.

— Ты, очевидно, полагаешь, что после такого обещания не можешь впасть в смертный грех?

— Этого я не знаю. Моя надежда на спасение в том, что я стараюсь сдержать свой обет: блюсти чистоту своего тела и души.

— Если ты наверняка знаешь, что спасешься, зачем тебе ходить к исповеди?

Ловушка была поставлена весьма искусно, но Жанна ответила так просто и смиренно, что ловушка захлопнулась впустую:

— Заботиться о чистоте своей совести никогда не лишне.

Близился последний день нового процесса. До сих пор Жанна благополучно проходила искус. Борьба оказалась тяжкой и утомительной для всех участников. Все средства обличить ее были испробованы, но до сих пор все они оказывались тщетны. Инквизиторы были крайне недовольны и раздражены. Однако они решили сделать еще одну попытку и потрудиться еще один день.