Томас Гарди - Тэсс из рода д'Эрбервиллей

— Тебе не стыдно гулять со мной на виду у всех, как со своей невестой? — радостно говорила она.

— Конечно, нет.

— Но если твои родные в Эмминстере узнают, что ты прогуливаешься вот так со мной, простой доильщицей?

— Самой очаровательной из всех доильщиц!

— Как бы они не сочли это оскорблением их достоинства.

— Дорогая моя, д’Эрбервилль не может нанести оскорбление достоинству какого-то Клэра. Твоя фамилия — наша козырная карта, и для большего эффекта я ее открою, когда мы повенчаемся и получим от священника Трингхэма доказательства твоего происхождения. А кроме того, мое будущее нисколько не касается моей семьи и ни малейшего отношения к ней не имеет. Мы уедем из этого графства, а быть может, и из Англии — не все ли равно, как будут относиться к нам здесь? Тебе хочется уехать?

Она могла ответить только коротеньким «да» — так глубоко взволновала ее мысль о том, что она уедет с ним в широкий мир — уедет, как самый близкий и родной ему человек. Казалось, она слышала свои чувства, как слышат журчание волн, и слезы подступили к горлу. Тэсс взяла Клэра за руку, и они пошли к реке — туда, где под мостом отражалось в воде солнце и металлический блеск слепил глаза, хотя само светило было заслонено мостом. Здесь они залюбовались видом, и попрятавшиеся зверьки и птички высунули свои головки, но тотчас же скрылись, убедившись, что страшные люди не прошли, а просто остановились. Но они медлили на берегу, пока не сомкнулся вокруг них туман, который рано поднимается над рекой в осеннюю пору, и хрустальные капли не осели на ресницах Тэсс, на волосах и бровях Клэра.

По воскресеньям они гуляли позднее, в сумерках. Кое-кто из обитателей мызы, возвращаясь домой в первый воскресный вечер после их помолвки, слышал восторженные речи Тэсс, и хотя слов нельзя было разобрать, замечал, как ее голос прерывался от волнения, когда она шла, опираясь на его руку, и чувствовал, каким счастьем исполнены ее молчание и ее смех, в котором словно изливалась ее душа, — смех женщины, идущей рядом с любимым человеком, который избрал ее среди всех других женщин; ничто в мире не сравнится с этим смехом. И обитатели мызы дивились легкости ее походки: она скользила, словно птица, взлетающая ввысь.

Любовь к нему была теперь дыханием Тэсс, ее жизнью; эта любовь окутывала ее как фотосфера; в ее сиянии Тэсс забывала былые горести, и мрачные призраки, настойчиво пытавшиеся завладеть ею, — сомнение, страх, уныние, беспокойство, стыд — отступали от нее. Она знала, что за пределами светлого круга они подстерегают ее, словно волки, но теперь у нее была власть удерживать их, голодных, в повиновении.

Душа забывала, но рассудок помнил. Тэсс шла, озаренная светом, но знала, что за ее спиной всегда стоят эти темные призраки. И каждый день они либо немного отступали, либо приближались.

Однажды вечером все обитатели мызы ушли, а Тэсс и Клэр должны были остаться сторожить дом. Разговаривая с Клэром, она задумчиво взглянула на него — он смотрел на нее с восхищением.

— Я недостойна тебя! Нет, недостойна! — воскликнула она, вскакивая с низкой скамеечки.

Казалось, ее пугали и его преклонение, и собственная ее радость. Клэр, считая причиной ее волнения то, что на самом деле составляло лишь малую часть этой причины, сказал:

— Тэсс, дорогая, мне неприятно, когда ты так говоришь. Достоинство человека заключается не в умении щегольнуть внешним лоском, которого требуют жалкие условности, принятые в обществе, а в правдивости, честности, справедливости, чистоте и добром имени — как у тебя, моя Тэсс!

Она старалась подавить рыдания. Как часто сердце ее ныло, когда в церкви перечислялись эти добродетели, и как странно, что именно теперь вздумал он о них вспомнить!

— Почему ты не остался и не полюбил меня, когда я… когда я жила с братьями и сестрами… и мне было шестнадцать лет, а ты танцевал на лугу? Почему ты меня не полюбил, почему? — бормотала она, заламывая руки.

Энджел стал ее утешать и успокаивать, думая — и не без основания — о том, какая она нервная и как бережно должен он к ней относиться, когда счастье ее будет всецело зависеть от него.

— Да, почему я не остался? — повторил он. — Я тоже об этом думаю. О, если бы я знал! Но почему ты так горько сожалеешь… стоит ли так огорчаться?

По-женски скрытная, она схитрила:

— Твое сердце принадлежало бы мне уже четыре года, и я бы не потеряла этих лет. Была бы счастлива гораздо дольше!

Так могла бы терзать себя зрелая женщина с темным прошлым, сотканным из интриг, а не простодушная двадцатилетняя девушка, которая в годы ранней юности попала, словно птица, в силки. Чтобы успокоиться, она встала со своего маленького табурета и вышла из комнаты, опрокинув его подолом юбки.

Клэр остался сидеть у очага, в котором весело трещали сырые ясеневые сучья, и на концах их пузырился сок. Тэсс вернулась успокоенная.

— Не кажется ли тебе, Тэсс, что ты чуточку своенравна и порывиста? — добродушно сказал он, положив для нее подушку на табурет и усаживаясь подле, на скамью. — Я хотел кое о чем тебя спросить, а ты вдруг убежала.

— Да, пожалуй, я своенравна, — прошептала она.

Потом подошла и положила руки ему на плечи.

— Нет, Энджел, право же, я нисколько не своенравна — то есть это у меня не в характере.

И, словно желая убедить его, она села рядом с ним на скамью и положила голову ему на плечо.

— О чем ты хотел меня спросить? Я на все отвечу, — продолжала она покорно.

— Тэсс, ты меня любишь и согласилась быть моей женой, а отсюда вытекает вопрос: когда день нашей свадьбы?

— Мне нравится жить так, как теперь.

— Но в начале нового года или немного позднее я должен подумать о том, чтобы начать свое собственное дело. И раньше, чем меня поглотят новые заботы, я хотел бы получить твое согласие.

— Но если рассуждать практически, не лучше ли будет нам повенчаться после этого? — робко возразила она. — Хотя я даже подумать не могу, что ты уедешь и оставишь меня здесь!

— Ну конечно! И это было бы гораздо хуже. Мне нужна твоя помощь, когда я буду устраиваться на новом месте. Ну, так когда же свадьба? Через две недели?

— Нет, — сказала она серьезно. — Мне о многом надо подумать.

— Но…

Он ласково привлек ее к себе.

Теперь, когда недалек был день свадьбы, ей стало страшно. Но не успели они обсудить этот вопрос, как из-за спинки скамьи вышли фермер Крик, миссис Крик и две работницы.

Тэсс отскочила от Клэра, словно резиновый мяч; лицо ее раскраснелось, глаза заблестели.

— Я знала, что так оно и будет, если я сяду рядом с ним! — воскликнула она с досадой. — Так я и знала, что они войдут и поймают нас! Но, право же, я не сидела у него на коленях, хотя и могло показаться, будто сидела.