Полное собрание сочинений. Том 29

— Нет, благодарю.

Не прошло еще получаса, как Михаил Михайлович уже сидел за карточным столом и соображал, назначать черви или трефы, и можно ли доверить показанию доктора, сказавшего бескозырного, но неверно назначающего.

После 3-х роберов закусили, потом еще сели, еще сыграли, потом поужинали, поговорили о ценах на хлеб, о завтрашних делах. Одно дело интересно, об убийстве. Поговорили еще о соседях, выборах и разошлись. Веселого, разумеется, ничего небыло, но было то самое, что требовалось: убить время. Эта цель была достигнута, и Михаил Михайлович не видал, как прошли эти 6 часов, от 5 до 11. —

Войдя в свой номер, Михаил Михайлович разделся и слышал, как без него начался громкий хохот и говор в номере Эванова. Очевидно, он стеснял их. И ему стало грустно. Он совсем не хотел стеснять и никого не осуждал, напротив, хотел бы с ними и поврать, но как-то это не шло, и где он был, всем было неловко и скучно и ему тоже. Он разделся, убрался, похвалил Ефима за то, что он так всё разложил хорошо, и, оставив на перевернутом дне стакана откушенный сахар и достав начатую книгу, лег в постель, приготовил папироску, мармеладину и приготовился наслаждаться: лежа читать — это был роман Мопассана начатый, — он очень любил Мопассана, лежа есть мармелад круглый, рябинный и потом закурить славную папироску, аккуратно закрученную и заклеенную слюной.

— Славно! — сказал он себе, сам не зная, что славно.

Он почитал, доел, выкурил и потушил свечу, но долго не заснул: ему мешал женский голос, что-то шептавший за дверью. И по случаю этого женского голоса он вспомнил, как Савельев спрашивал его, давно ли он видел Виденеевых. Это были соседки — две дочери были. И если Савельев подозревал, что Михаил Михайлович был влюблен в них, то это была правда: он был влюблен в меньшую, и очень даже. Но то робость, что она откажет, то робость, что она только этого и ждет и примет, оттолкнули его, и он перестал ездить. «Поздно уже, поздно. 35 лет, поздно жениться, — думал Михаил Михайлович. — Проживу и так, только бы не увлекаться — глупо».

Михаил Михайлович давал себе такой совет потому, что он, очень целомудренный по натуре человек, ведший очень воздержную жизнь, постоянно влюблялся и в влюбленном состоянии мучался, хотя и не делал внешних глупостей. Женщины были для него какими-то богинями, и это главное мешало ему жениться. Он считал себя недостойным их.

Здорово, товарищ.

Откуда?

Из Каира. Хорошо ли собираете?

Плохо, богатых мало.

Как мало? А вот какие богатые дома (указывает). У этого, должно быть, тысячи.

Да, у этого богатства много, да он удавится, а ничего нищему не подаст.

2-й нищий.

Все знают Петра Хлебника. С тех пор, как я здесь живу, 30 лет, никогда никому корки хлеба не дал.

И жена и дочь такие же.

Нет, дочь все-таки добрее. Служанка сказывала.

Нет на свете скупее человека этого Петра, никогда никому не подаст.

Как не даст. Кто умеет просить, выпросит.

Как же, попробуй.

А вот выпрошу. Нет того человека, кто бы мне не дал, если я пристану.

Как же, выпросишь, не даст.

Об заклад.

О чем?

Да вот хочешь об заклад на три деньги?

Идет (бьют по рукам и смеются). Давай деньги.

Вот он как раз идет. Несет князю хлебы.

Христа ради страннику бездомному. Вы наши отцы, смилуйтесь. Кормилец, Христа ради, с голода умираю и т. д.

Отвяжись.

Родимый, батюшка и т. д.

Пошел прочь.

Батюшка и т. д.

Отстань, убью (нагибается, берет камень).

Милостивец. Пожалей. (Хватает за руку и т. д.)

Говорил, изобью. Отстань. (Схватывает хлеб из корзины , бросает в него и уходит.)

Что, говорил? Моя взяла. Вот она Петрова милостыня. (Показывает хлеб.) Давай деньги мои.

Ну, брат, счастлив ты. Выиграл, угости за это.

Разбойники, разорили. Куда столько муки всыпали. Плати деньги. Режь. Царь. Цветы заиграли. Прощайте. (Затихает.)

Вот уже вечером третий день будет, а всё не лучше. Как бы не помер.

Здравствуй, девонька. Всё плачешь. Мужа хоронить хочешь. Не робей, не помрет. Не готов еще он. 30 лет деньги собирал, теперь столько еще лет надо деньги расшвыривать. Тогда только готов будет.

Будет тебе, Дунюшка, пустяки говорить. Поесть хочешь?

Не надо мне есть. Эй, старик, спишь, что ли?

Нельзя богатому внить в царство божие. Не пролезешь, зацепишься. А не пролезешь, в ад к муринам попадешь.

Тебе что нужно? И ты меня душить хочешь?

Успокойся, болезнь твоя пройдет. (Берет его за руку и усаживает на постель.)

Дурак, дурак, глупости делаешь, мое дело портишь. Не хочу смотреть. (Убегает.)

Держите его. (Ощупывает, остукивает и говорит про себя.) Здесь нет. Здесь начинается. Слышу, вот он. Этого я выгоню. Вся болезнь тут. Исцелишься, будь спокоен. Лежи смирно. (Вынимает стклянку, дает ему пить и передает жене другую, чтобы растирать его.) Вечером разотрите его. Вот так. (Врач уходит, жена за ним.)