Полное собрание сочинений. Том 76

1906 г. Января 22. Я. П.

Вчера еще хотел тебе писать, Саша (не пишу милая и дорогая , потому что так часто неправдиво писал эти слова), п[отому] ч[то] думал о тебе, а нынче письмо от Маши о тебе и от тебя Наташе.

Думал я о тебе вот что: думал то, что ты находишься до сих пор в том счастливом положении, что можешь (т[ак] к[ак] пока еще никакие соблазны, кроме немалого соблазна роскоши, не покупаемой трудом, еще не захватили тебя), можешь поставить свою жизнь на твердые религиозные основы, такие, при к[отор]ых не может быть несчастия и при которых всякий час и день и год, приближающий нас к смерти, всё увеличивает наше благо. Не пугайся моей философии; она очень проста, я только не умею ее выразить просто. Мне хочется сказать яснее то, что я сказал тебе перед отъездом: как беречь себя нравственно. Для этого есть только одно средство: положить себе главную цель, главное дело в жизни: становиться лучше, вырывать из себя то, что мешает любви ко всем, непременно со всеми людьми. Поставить себе эту цель значит жить по течению жизни: года от первого детства и до самой глубокой старости (я знаю это) невольно ведут к этому. Но отдаваться страстям, похотям идет против течения, задерживает этот ход. И от этой деятельности против течения все, все наши страдания. Ведь это не шутка, не разговор для разговора, а такая ясная, несомненная и практическая правда. Всё, чем бы ты ни занималась, на что бы ни положила жизнь — даже на семью — все это и в продолжение жизни уходит, теряет свою прелесть, значение и при смерти ты волей-неволей отрываешься от того, чем жил. Только внутренняя работа над собой, приближение к богу (к совершенству) никогда не уходит, не может уйти от тебя, всё это всё больше и больше притягивает и получает значение и при смерти уходит не от тебя, а с тобой вместе. Пишу тебе это, Сашенька, не рассуждения, а радостный опыт моей жизни, пишу то, что я чувствовал смутно всегда и особенно живо и радостно чувствую теперь. Пробовала ли ты когда-нибудь, с утра, как проснешься, сказать себе: «ну, давай, сегодня, сейчас смотреть за собой строго, чтобы не сделать гадкого». И при первой встрече с человеком, при первой мысли дурной, тщеславной или недобром чувстве поймать себя и поправить. Разумеется, этого нельзя делать всю жизнь, невольно ты в 20 лет, а я в 80 сорвусь и буду говорить, делать то, что потом осужу. Но дело в том, чтобы осудить, чтобы свое дурное не прошло без осуждения. Дело в том, чтобы эта работа над собой признавалась бы главной, главной, главнее в 100 000 раз всех других целей жизни. И так жить не скучно, а, напротив, радостно. Радостно, во-первых, тем, что всегда во всех условиях жизни есть работа важная, серьезная, плодотворная, и, во-вторых, потому что — не думай, что я скажу, что работа эта радостна потому, что видишь в ней успех — не то радостно, а, напротив, то, что всегда видишь, как ты еще плох, а видя это, делаешься смиренен, не осуждаешь других и легче живется с людьми. Все же обыкновенные, невинные радости жизни остаются те же и при такой жизни. Так вот я тебе, Саша, очень советую начать такую жизнь, начать вроде как ты начала учиться на фортепиано, и практиковать сначала хоть два раза в неделю, как с учителем, но не бросать, как с учителем. Впрочем, если серьезно начнешь, ни за что не бросишь. Ну, теперь шабаш. Мы живем очень тихо. Таня спокойнее, Таничка здоровее, мама всё пишет, но, кажется, менее завлекаясь. 1Наташа 2очень тиха, мила, разумна. Я ее больше узнал и оценил. С Дориком 3читаю «Мыс[ли] м[удрых] л[юдей]» ежедневно, и он внимательно слушает и понимает. Ю[лия] И[вановна] также добродушно и усердно мне помогает. Душан также тих и [ 1 неразобр. ] . Я поправляю корректуры для «Круга чтения». И как всегда, это очень поддерживает меня во всем добром. Еще не продолжал то, что ты переписывала (но не оставив), 4написал маленький рассказ, 5который Ю[лия] И[вановна] переписывает и я, вероятно, буду еще много поправлять. Очень приятно мне было письмо от одного харьк[овского] помещика, который отдал свои 840 дес[ятин] крестьянам и написал по этому случаю письмо к землевладельцам, которое я послал в газеты: в «Нов[ое] вр[емя]», «Русь» и еще куда-то с моим маленьким письмом. 6Ну, теперь, как мама говорит про англичанок, к[оторые] пишут в письмах I hope, 7что вы то-то и то-то. Так и я I hope, что ты бодра, здорова, открыта для впечатлений, и в вопросах о том, как и куда ехать, и как и где жить, будешь руководствоваться желанием удовольствия и пользой других больше, чем своими. Советую тебе пользоваться случаем учиться, приобретать знания и в языках, и в устройстве жизни других народов. Всегда хорошо, поучительно общение с людьми из народа. Тебе это трудно, но возможно с помощью. Пиши мне, не стесняясь тем, какие выйдут письма. Если они будут очень глупы, или очень умны, я не изменю о тебе мнения. Целую тебя. Маше, Коле не кланяюсь, хочу написать Маше. 8Мих[аила] Сер[геевича] очень благодарю за тебя и прошу помогать тебе. Я его люблю и в присутствии и в отсутствии.

Печатается по копировальной книге № 6, лл. 471—474. В ГМТ хранится также машинописная копия письма. Датируется по записи Толстого в Дневнике (т. 55, стр. 182).

1С. А. Толстая писала автобиографию «Моя жизнь», начатую ею в 1904 г. Рукопись хранится в ГМТ.

2Наталья Леонидовна Оболенская.

8Федор Михайлович Сухотин (1896—1920), младший сын М. С. Сухотина от первого брака.

4Очевидно, «Посмертные записки старца Федора Кузмича». В декабре 1905 г. Толстой прекратил работу над повестью и больше к ней не возвращался. А. Л. Толстая переписывала на машинке рукопись повести.

5Рассказ «За что?».

6См. письмо № 120.

7[надеюсь,]

8Мария Львовна и Николай Леонидович Оболенские поехали в Рим для поправления здоровья Марин Львовны.

1906 г. Января 23? Я. П.

Очень вам благодарен, милый Гр[игорий] Моис[еевич], за ваш большой и мне очень нужный и для меня полезный и приятный труд. Мне надо многое обдумать и вспомнить, чтобы воспользоваться им.

Что же это вы нехорошо себя чувствуете? У вас всё есть, чтобы этого не было. Стоит только захотеть. У нас всё хорошо от самых старых до самых малых. Все помнят и любят вас.

Лев Толстой.

Датируется по местоположению в копировальной книге.

Григорий Моисеевич Беркенгейм (1876?—1919), детский врач, в течение полутора лет был домашним врачом Толстого. После ухода Толстого из Ясной Поляны во время его последней болезни был вызван в Астапово и присутствовал при смерти Толстого. Автор статьи «Из воспоминаний о Л. Н. Толстом и его последних днях» — «Русские ведомости» 1911, № 256.

Письмо Толстого написано в ответ на присылку Беркенгеймом списка книг, нужных Толстому для работы над задуманным художественным произведением из эпохи Александра I.