Полное собрание сочинений. Том 74

Стоицизм действительно разрушает те камни, из которых составлено здание теперешнего мира, но разрушение это, если и вредно для существования международного права, как оно теперь понимается, но несомненно благодетельно для человечества, разрушая то, что разъединяет его.

Учения буддизма и стоицизма, как и еврейских пророков, в особенности то, что известно под именем Исаии, а также и китайские учения Конфуция, Лаотзе и мало известного Ми-Ти, все возникшие почти одновременно, около 6-го века до рож[дества] Христ[ова], все одинаково признают сущностью человека его духовную природу, и в этом их величайшая заслуга. Отличаются же они от христианства, явившегося после них, тем, что они останавливаются на признании духовности человека, видя в этом признании спасение и благо личности. Христианство же делает дальнейший вывод. Выходя из признания людьми своей духовности, по христианскому выражению, признания в себе сына божия, оно провозглашает возможность и необходимость установления на земле царства божия, т. е. всеобщего блага, включающего в себя понятие всеобщего мира.

Значительность содержания вашей статьи вызвала во мне эти замечания, за которые прошу простить меня, если они вам покажутся неуместными.

Я так дурно написал эту приписку, что попросил переписать ее.

Ваш Л. Толстой.

19 декабря 1903 г.

Перепечатывается из книги М. А. Таубе «Вечный мир или вечная война?», изд. «Детинец», Берлин, 1922, где письмо воспроизведено факсимильно. Дополнение внесено из копировальной книги № 6, л. 13. Письмо от 18 декабря написано собственноручно, приписка от 19 декабря написана и датирована рукой Ю. И. Игумновой, заключительная фраза письма и подпись собственноручные. Отрывок впервые опубликован без указания даты и фамилии адресата в «Свободном слове» 1904, 11, столб. 23—24.

Ответ на письмо М. А. Таубе от 8 ноября 1903 г.

1Толстой получил статью М. А. Таубе (см. письмо № 289, прим. 1) из редакции «Посредника», куда она посылалась для просмотра.

2Следующие три фразы в публикации Таубе отсутствуют. Восстановлены по копировальной книге, куда внесен черновик, написанный рукой Ю. И. Игумновой и собственноручно исправленный.

Статья Таубе напечатана в изд. «Посредник» («Для интеллигентных читателей») под названием «Христианство и международный мир», М. 1905.

1903 г. Декабря 22. Я. П.

Священнику Василию Владимирову.

Я не помню ваших прежних писем, 1но последнее, полученное мною нынче письмо ваше, такое доброе, любовное и искреннее, тронуло меня, и мне хочется ответить вам хотя бы только для того, чтобы показать, что я ценю ваше доброе чувство ко мне. Исполнить ваше желание для меня так же невозможно, как находиться в двух местах в одно и то же время, или заснуть, когда не хочешь спать, или перестать думать тотчас же о той мысли, которая пришла в голову. Мне это, т. е. возвращение к догматическому православию или христианству, вообще невозможно, не п[отому], чтобы я не верил в него, а потому именно, что я верил в него и, хотя сам и не служил литургию, испытывал те самые чувства умиления, кот[орые] вы описываете. Сойдя на твердый берег с той утлой лодочки, на кот[орой] я еле-еле держался над водой, я никак не могу сознательно вернуться на эту лодочку. Главное же то, что я испытываю полное, совершенное спокойствие и в жизни и в смерти в той вере, кот[орую] не то, что исповедую, а к которой неизбежно был приведен и жизнью, и разумом, и преданием (не преданием одного вероучения, а преданием всего человечества), и потому не имею ни надобности, ни права искать чего-нибудь еще более твердого и прочного, чем то, что мне дано не моим рассуждением, а самим богом, а тем более не могу вернуться к тем верованиям, которые оставил по сознанию их непрочности. Ведь если бы я веровал во что-нибудь выдуманное мною, я бы понимал увещания о том, чтобы я не верил своим выдумкам, а признал бы то, что признано и признается всем миром. Но ведь я именно верю в то, во что верит весь мир и верите вы, — верю в бога-отца, пославшего меня в мир для того, чтобы я исполнял его волю. А веря в это и зная, что бог есть любовь, что я от него исшел и к нему пойду, я не только ничего не боюсь ни в жизни, ни в смерти, но мне не нужно никаких других верований. Мне некуда их поместить, и я невольно смотрю на все прибавочные к этой вере верования как на оскорбление бога, на признак недоверия к нему. Если бы меня, нищего, никуда негодного бродягу, принял бы к себе добрый хозяин и обещал бы кормить и содержать, только бы я не нарушал порядков его дома, неужели я бы стал стараться обеспечить свое существование посторонними, кроме исполнения воли хозяина, средствами? Разве не ясно бы было, что человек, поступающий так, не верит хозяину и желает найти способы жить, не исполняя его воли.

Так думаю и чувствую теперь и я.

Верю в бога, по воле которого я живу и умру, и стараюсь, по указанию великого учителя жизни Христа, исполнять волю пославшаго меня. Знаю, что бог есть любовь, и потому верю, что кроме добра мне от него ни в этой, ни в будущей ЖИЗНИ ничего быть не может. Стараюсь же исполнять его волю (к[оторая] в том, чтобы мы любили друг друга и делали другому то, что хотим, чтобы нам делали), не из страха, а п[отому], ч[то] чем больше я исполняю его волю, тем мне, моей душе, лучше. Для того же, чтобы как можно больше исполнять его волю, — не забывать, не ослабевать, — стараюсь постоянно помнить его, молиться ежечасно и кроме того общаться с лучшими, святыми людьми мира живыми и в особенности умершими, в их писаниях.

Так что, как вы видите, я в духовном смысле так удовлетворен, что мне некуда поместить те верования (не говоря уже о том, что я когда-то разделял их), кот[орые] вы и многие добрые люди предлагают мне. Я нахожусь в духовном смысле в том же положении пешехода-путешественника, у к[оторого] есть всё, что только ему может понадобиться, даже с избытком, а ему предлагают еще предметы, к[оторые] он несомненно по опыту знает, что они не нужны ему.

Я не позволяю себе, да и не считаю нужным обсуждать или осуждать вашу веру, чувствуя, во-первых, то, что если жестоко и недобро осуждать поступки, характер, даже наружность человека, то тем более жестоко, недобро осуждать самое драгоценное для человека, его святая святых, его веру; во-вторых п[отому], ч[то] знаю, что вера человека складывается в его душе сложными, тайными, внутренними путями и может измениться не по желанию людей, а по воле бога. Я только на ваше доброе письмо, за которое благодарю вас, высказал вам основы моей веры и причины невозможности для меня исповедания той веры, которой вы держитесь.

От души желаю, чтобы эта ваша вера дала вам радостное руководство в жизни и спокойствие в час смерти.