Полное собрание сочинений. Том 68

Я получил вашу книгу и прочел ее с интересом и удовольствием. Из рассказов мне всего больше понравилось не «Чудо сестры Симплиции», а «Мильярдерша».

Вся книга очень хорошо написана, и я очень благодарен автору за то, что он обо мне вспомнил и прислал ее.

Примите, милостивый государь, уверение в моем полном уважении.

Лев Толстой.

26 августа 1895.

Печатается по листу 103 копировальной книги. Впервые опубликовано в СТМ, стр. 260—261.

Л. Сарракан — французский романист. В письме от 6 августа н. ст. 1895 г. он писал Толстому: «Беру на себя смелость послать вам том моих рассказов, под заглавием «L’adoration» («Поклонение»). Один из них, «Чудо сестры Симплиции», казалось мне, соприкасается с кругом ваших постоянных интересов — с миром общественной нравственности».

1895 г. Августа 26—29. Я. П.

Дорогой Михаил Осипович,

Никифоров прислал мне свою статью с вашей надписью. Я ее внимательно прочел и, с разрешения его, кое-что изменил и хотел писать вам, прося поместить ее, когда Ив[ан] Мих[айлович] Трегубов сообщил мне ваше письмо к нему по этому же поводу. И это письмо еще более убедило меня в том, чтобы просить вас напечатать статью Никифорова с тем, чтобы разъяснить те недоразумения, кот[орые] вызваны вашей статьей. Письмо ваше к Трегубову уяснило для меня вполне, в чем главное недоразумение. 1По моему мнению, оно вот в чем:

Вы пишете, что непротивление злу Никиты, доходящее даже до добродушного служения злу, выше непротивления тех людей, кот[орые], как вы говорите, не противясь злу насилием, враждебно относятся к тем, кот[орых] они считают злыми, раздражаются на них.

Тут есть большая, опасная и очень распространенная ошибка. Есть любовь не только к людям, но ко всем существам, непосредственная, неразумная, доброжелательство, одинаковое к злым и добрым, п[отому] ч[то] оно не различает злых от добрых, ласковость добрых ручных животных, и почти таков Никита, и таковы были когда-то все мы, таковы все дети. И это есть низшая степень любви. И есть другая, высшая степень любви, тоже одинаковая к злым и добрым, но не п[отому] ч[то] она не различает злых и добрых, а п[отому] ч[то] она победила уже недоброжелательство к злым, стала выше его и дошла до сознательной разумной любви. Это есть высшая степень любви, святость, до которой, как мы знаем по Евангелию, не дошел и Христос в то время, когда он обличал фарисеев, и дошел только тогда, когда с креста жалел тех, кот[орые] не знали, что творили. Это два полюса любви, и от первой до второй бесконечное количество ступеней, и все мы, вышедшие из детства люди, стоим на одной из них. Крупные подразделения этих ступеней такие: 1) безразличное отношение к злым и добрым (Никита), 2) различение злых и добрых и употребление насилия против злых (возмездие, закон Моисея), 3) различение злых и добрых и сознательное непротивление насилием против злых и все-таки недоброжелательство к ним — это та ступень, на которую теперь только начинают подниматься люди, на деле исповедующие закон Христа, и 4) различение злых и добрых, непротивление злым и еще большее, чем к добрым, доброжелательство и любовь к ним (это высшая, божеская святость). Между этими главными ступенями есть много промежуточных. Движение же по этим ступеням, восхождение от низших к высшим, есть движение человеческой жизни, каждого отдельного человека и всего человечества, и единственный смысл как отдельной, так и общей жизни. Говорить же, что тот, кто не достиг высшей ступени, а находится на одной из промежуточных, стоит ниже того, кто стоит на самой низшей и не начинал еще восхождение, только п[отому], ч[то] мы знаем и можем представить себе высшую ступень, — есть большая ошибка. Я понимаю, что Никиты могут прельщать своей стихийной христианственностью, но про них можно только сказать, что они то дерево, из кот[орого] легко делаются хорошие святые, но нельзя говорить, что человек, работающий над единственно свойственной человеку работой, старающийся не противиться злу насилием, несущий всю тяжесть этого, но не в силах еще вырвать из сердца раздражение на злых, стоит ниже того, к[оторый] еще не начинал этой работы. Письмо это я пишу вам, как другу и брату, а не для печати, и потому вы очень обрадуете меня искренним, обдуманным перед богом ответом.

Любящий вас Л. Толстой.

Дата письма определяется, с одной стороны, упоминанием о нем в письме к Л. П. Никифорову от 29 августа 1895 г., а с другой — местом в копировальной книге между письмами к Кони и Никифорову, датированными 26 и 29 августа 1895 г.

Михаил Осипович Меньшиков (1859—1919) — в то время сотрудник либеральной газеты «Неделя» и журнала «Книжки Недели», впоследствии реакционный публицист, активный сотрудник «Нового времени». Автор ряда пасквилей на Толстого. См. т. 56, стр. 509—511 и т. 58, стр. 362—363. В начале августа 1895 г. Меньшиков гостил несколько дней в Ясной Поляне.

1По поводу рассказа Толстого «Хозяин и работник» Меньшиков написал статью «Сбились с дороги» («Книжки Недели» 1895, 5, стр. 172—207), в которой возвеличивал как идеал «стихийную мудрость» и кротость Никиты. На статью Меньшикова Л. П. Никифоров написал возражение, которое переслал Толстому. См. письмо № 147.

1895 г. Августа 29. Я. П.

Дорогой Александр Иванович,

Я прочел ваше письмо Ив[ану] Ив[ановичу] по случаю Скотолечебника и душевно радовался, читая его, и еще более — последнее присланное вами добавление. 1Очень радостно чувствовать свое единение и знать, что единение это не есть заимствование, не основывается на доверии, а вытекает из того, что сходишься в том, что истина. Это я говорю преимущественно о последнем добавлении. Вся же исповедь ваша поразила меня, во-1-х, своей искренностью; видно, что она писана не для читателей, как литературные произведения, а для того, чтобы самому себе уяснить свои мысли и свое отношение к предмету, а во-2-х, тем, что из нее видно, что нет того мирского положения, высокого или скромного, которое бы при настоящем серьезном усвоении христианского мировоззрения, не оказалось бы ложным и несовместимым с христианской совестью.

Письмо это ваше непременно надо поместить в архив. — Судя по тому, что вы ничего не пишете о себе, предполагаю, что ваша жизнь идет попрежнему, и очень радуюсь этому, п[отому] ч[то] мне очень нравилось ваше устройство жизни. Если будем живы, увидимся зимою, чему буду очень рад.

Любящий вас

Лев Толстой.

29 авг[уста] 1895.

Впервые опубликовано в книге: А. Архангельский, «Кому служить?», Бургас (Болгария), изд. «Возрождение», 1911, стр. 3.

Александр Иванович Архангельский (1857—1906) — бывший ветеринарный фельдшер, сочувствовавший взглядам Толстого, в 1895 г. жил в г. Бронницы Московской губ., занимаясь часовым ремеслом.