Полное собрание сочинений. Том 67

1894 г. Ноября 17. М.

Дорогой Николай Васильевич,

Опять меня просят ходатайствовать, и, вследствие ложного убеждения крестьян нашего околодка, что я что-то могу сделать, я вынужден утруждать вас и писать вам письма, кот[орые] едва ли могут произвести на вас какое-либо другое действие, кроме досады. Все-таки пишу, зная вашу доброту и надеясь, что, может быть, письмо и произведет какое-нибудь благотворное для подсудимых действие, заставив обратить немножко еще большее внимание на дело. Оба дела уголовные и оба крапивенские. Одно дело об убийстве мужем жены, совершенное, как мне представляется, нечаянно и в порыве вспышки гнева, другое — поджог, в кот[ором] осужденный пьяный человек очевидно был только орудием того, для кого выгодно было поджечь. Первый это Дмитрий Лапшенков, 1второй это Василий Золотов. 2

Так вот, простите пожалуйста. Дружески жму вам руку.

Лев Толстой.

17 ноября.

Год определяется упоминанием о делах Лапшенкова и Золотова в Записной книжке 1894 г. См. т. 52, стр. 263, 266.

1Дело крестьянина Михаила (Толстой ошибочно называет его Дмитрием) Федоровича Лапшенкова было назначено к слушанию на крапивенской сессии Тульского окружного суда на 28 ноября 1894 г.

2Дело крестьянина Василия Павловича Золотова по обвинению в поджоге леса в имении С. И. Мальцева было назначено к слушанию на крапивенской сессии Тульского окружного суда на 29 ноября 1894 г.

1894 г. Середина ноября. Москва.

Ваше дружеское, хорошее письмо очень обрадовало, дорогой Владимир Сергеевич. Уверен, что разногласия между нами не будет. А если бы случилось, то давайте вместе стараться, чтобы его не было, и для этого работать, не убеждая другого, а проверяя себя. С вами, мне всегда казалось, что мы должны быть согласны и вместе работать. Это я почувствовал, когда только что узнал вас; потом это чувство утратилось, застелилось чем-то, но первое чувство, как и всегда, было верное. И мне с вами легко, п[отому] что я вполне верю в вашу искренность. —

Очень радуюсь тому, что вы не будете полемизировать. Ваше отношение к Страхову 1я понимаю и разделяю. Мое почти такое же: я дорожу человеком, но недоумеваю часто перед его суждениями. Различие наше заметно теперь еще в том, что вы, вероятно, ждете многого от нового царствования, а я ничего, и думаю, что для того, чтобы мне содействовать согреванию всей массы, или части ее, нет и не может быть другого средства, как развитие наибольшего тепла в себе, и что всякое усилие мое, употребляемое на что-либо другое, есть напрасная трата энергии. Все наши шлют вам привет, а я дружески обнимаю вас.

Л. Толстой.

Надеюсь, что вы теперь уже здоровы и уехали, или уезжаете в свое прекрасное уединение. Прекрасно вы это сделали.

Печатается по листам 168 и 169 копировальной книги.

Опубликовано впервые в ЛН, стр. 276. Датируется на основании места письма в копировальной книге, между письмами от 9 и 17 ноября 1894 г.

Ответ на письмо В. С. Соловьева (без даты), посланное Толстому из Петербурга через общего знакомого Жюля Гюре (напечатано в ЛН, стр. 274—275). Соловьев писал в нем о своей работе над составлением свода мыслей Толстого по основным вопросам мировоззрения и о своем намерении вскоре повидаться с Толстым, а также о желании примириться с H. Н. Страховым.

1Отношения В. С. Соловьева с H. Н. Страховым разладились вследствие несогласия в оценке книг Н. Я. Данилевского «Дарвинизм» (СПб. 1885) и «Россия и Европа» (СПб. 1871).

1894 г. Ноября 24. Москва.

Dear Mr. Crosby,

I write to you this letter only to tell you, that Mr. Vladimir Tchertkoff, of whom I am sure, you have heard from me, and who will adress you on behalf of some literary matters, i. e. about publications of some translations of my writings, is a very dear friend of mine, and you will oblige me in helping him in his work.

From a letter, that I received from a contributor to the «Labour Prophet», I guess, that you have communicated my opinion about his paper to the editor. I thank you for it, because

I appreciate very much his work and I wish him to know it.

Henry George has sent me all his books. I know some of them, but some others, as the «Perplexed Philosopher» and others, were new to me. The more I know of him, the more I esteem him and am astonished at the indifference of the civilized world to his work.

If the new Tsar were to ask me, what I would advise him to do, I would say to him: use your autocratic power to abolish the land property in Russia and to introduce the single tax system; and then give up your power and the people a liberal constitution.

I write this to you, because I know, that you are one of the coworkers of H. George, and that you hold his ideas.

I wish you success in your work.

Yours truly Leo Tolstoy.

Дорогой г. Кросби,

Пишу вам это письмо только для того, чтобы сказать вам, что г-н Владимир Чертков, о котором вы, я уверен, уже слышали от меня и который обратится к вам по поводу некоторых литературных дел, т. е. издания кое-каких переводов моих сочинений, мой большой друг, и вы очень обяжете меня, если поможете ему в его работе.

Из письма, полученного мною от сотрудника журнала «Пророк труда», я догадываюсь, что вы сообщили издателю мое мнение о его газете. Благодарю вас за это, так как я очень ценю его деятельность и хочу, чтобы он знал об этом.

Генри Джордж прислал мне все свои книги. Некоторые из них мне знакомы, но другие, как «Запутавшийся философ» и пр., оказались для меня новыми. Чем больше я узнаю его, тем больше я его уважаю и удивляюсь равнодушию цивилизованного мира к его деятельности.

Если бы новый царь спросил у меня, что бы я ему посоветовал делать, я бы сказал ему: употребите свою неограниченную власть на уничтожение земельной собственности в России и введите систему единого налога, а затем откажитесь от власти и дайте народу свободу управления.

Пишу вам это, потому что знаю, что вы один из сотрудников Г. Джорджа и разделяете его идеи.

Желаю вам успеха в вашей работе.

Преданный вам Лев Толстой.

Печатается по копии, написанной рукою В. Г. Черткова. Дата копии: «6 декабря (н. ст.) 94».

1894 г. Ноября 26. Я. П.

Вы спрашиваете меня, Анна Германовна: 1

1) Следует ли людям, несомненно выдающимся умственно, искать выражения в словах постигнутых ими истин внутренней жизни?

2) Следует ли добиваться в своей внутренней жизни полной сознательности?

3) Чем нам руководиться в минуты борьбы и колебаний , чтобы узнать , говорит ли в нас действительно наша совесть или рассуждение , подкупленное нашей слабостью? 3-й вопрос этот я выразил для краткости своими словами, надеюсь, не изменив его смысла.

Три вопроса эти, по моему мнению, сводятся к одному — второму, потому что, если не следует добиваться полной сознательности своей внутренней жизни, то и не следует и невозможно будет выразить словами постигнутые нами истины и, в минуты колебания, нечем будет руководиться для того, чтобы узнать, говорит ли в нас наша совесть или ложное рассуждение. Если же следует добиваться наибольшей доступной разуму человека (какой бы ни был этот разум) сознательности, то и следует выражать словами — постигнутые нами истины, и этими-то самыми доведенными до полной сознательности и выраженными истинами и следует руководиться в минуты борьбы и колебаний. И потому я отвечаю вам на средний и коренной вопрос — положительно, именно, что всякий человек для исполнения своего назначения на земле и для достижения истинного блага (что всегда сходится) должен всегда все силы своего ума напрягать на уяснение для самого себя тех религиозных основ, которыми он живет, т. е. смысла своей жизни.