Полное собрание сочинений. Том 66

Отец ваш говорил, что вы, м[ожет] б[ыть], приедете к нам. Знаю, что этого не следует, но очень хотелось бы этого. Как вы рассудите с богом, так и будет. Целую вас и люблю крепко; так же как и отца.

Мы здесь пока одни с Машей, и нам хорошо.

Л. Т.

Печатается по копии рукой П. И. Бирюкова в рукописной тетради № 8 (стр. 72—73) из AЧ. Дата копии.

1892 г. Апреля 18. Бегичевка.

С верой, надеждой и любовью смотрю на ваш приезд, дорогой М[атвей] Н[иколаевич].

Любящий вас Л. Толстой.

Впервые опубликовано в сборнике «Летописи», 2, стр. 103. Приписка к датированному письму М. Л. Толстой.

Написано в Воронежскую губ. М. Н. Чистякову, приезжавшему к Толстому в марте 1892 г. и обещавшему в апреле вновь приехать в Бегичевку.

1892 г. Апреля 21. Бегичевка.

Григорий Алексеевич!

Пошлите, пожалуйста, прилагаемые две телеграммы. 1За доставку телеграммы 2очень дорого. Если будет ответ от Берса, не нуждающийся в скором распоряжении, то не присылайте нарочным, а при случае. Пожалуйста, сохраните капусту в прохладном месте. Можно под крышей вкопать в землю пока. —

Лучше же всего было бы нанять под капусту подводы и доставить сюда.

Если же нужно Леонтьеву, то часть отправить ему. — Можно заплатить лишнее за подводы, только бы доставить капусту без вреда на место.

Льняного семени мне не нужно.

Желаю вам всего хорошего.

Л. Толстой.

Датируется по содержанию (см. письмо к С. А. Толстой от 21 апреля, т. 84, стр. 139).

1Заботясь о доставке нуждающимся крестьянам семян для ярового посева, Толстой искал конопляных и льняных семян сначала в Калуге через П. А. Усова, потом обратился к А. А. Берсу, брату С. А. Толстой, в то время орловскому вице-губернатору.

2Телеграмма П. А. Усова, посланная Ермолаевым с нарочным из Клекоток.

1892 г. Апреля 21. Бегичевка.

Составляю отчет 1и затрудняюсь теми 16 т[ысячами], которые в счете выписаны в расход.

Сказано: 46 681,54

Расход 16 628 —

Остаток 30 053—54

На какие предметы расход?

Л. Т.

На обороте: Москва. Ильинка. Торговый банк. Александру Никифоровичу Дунаеву.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

1«Отчет» Толстого об его деятельности с 3 ноября 1891 г. по 12 апреля 1892 г., опубликованный в газете «Русские ведомости» 1892, № 117 от 30 апреля (см. т. 29).

Дунаев, помогавший в Москве С. А. и Л. Н. Толстым в денежных расчетах, ответил в письме от 23 апреля, что сумму расхода он выписал «из тетрадки Татьяны Львовны, в которой она записывала расход», и что эту тетрадку Толстой увез с собой в Бегичевку.

1892 г. Апреля 21. Бегичевка.

Поскорее ответь. Что означают 16-ть, которые в счете, написанном Дунаевым, поставлены в расход? Какая статья этого расхода?

Л. Т.

Скажи мама, что недостающие ей деньги в расход должны быть те, к[оторые] она послала Писареву 1700 р. —

На обороте: Москва, Хамовники, 15. Татьяне Львовне Толстой.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

1892 г. Апреля 24. Бегичевка.

Спасибо вам за ваше письмо, дорогой Ник[олай] Ник[олаевич]. Всегда с особенно приятным чувством распечатываю письмо с вашим почерком на адресе. Книгу вашу «Мир к[ак] ц[елое]» 1я получил в Москве и прочел предисловие, прочел и вашу статью в Н[овом] В[ремени]. 2Вы выразили в ней ваше несогласие со мной. Хорошо в ней и очень то, что она трактует с искренностью — и потому серьезностью и заразительностью — о самых важных предметах в мире, «о том, что единое на потребу», но мне кажется, что хотя и три ступени совершенства верны, их определение не верно: право есть произведение общества, милосердие есть известное действие, святость есть известное состояние, и очень неопределенное, или недостижимый идеал. Ну, да я, м[ожет] б[ыть], ошибаюсь, я пишу, вспоминаю свое впечатление при чтении, и вы не приписывайте важности моим словам.

Соединение и перевод Еванг[елий], кажется, вышел неполный. Если это так, то мне не нужно его. Если же полный, то пришлите один экз[емпляр], хоть сюда. Очень вам благодарен и за это, и за Parerga. 3

Две последние страницы письма к H. Н. Страхову от 24 апреля 1892 г.

Продолжение

Очень рад вашему хорошему состоянию. Неужели вы всё лето проведете в П[етер]б[ур]ге? — Мы теперь с Машей здесь одни. Очень много дела. На в последнее время мне стало нравственно легче. Чувствуется, что нечто делается и что твое участие хоть немного, но нужно. — Бывают хорошие минуты, но большей частью, копаясь в этих внутренностях в утробе народа, мучительно видеть то унижение и развращение, до кот[орого] он доведен. — И они всё его хотят опекать и научать. Взять человека, напоить пьяным, обобрать, да еще связать его и бросить в помойную яму, а потом, указывая на его положение, говорить, что он ничего не может сам и вот до чего дойдет предоставленный самому себе — и, пользуясь этим, продолжать держать его в рабстве. Да только перестаньте хоть на один год спаивать его, одурять его, грабить и связывать его и посмотрите, что он сделает и как он достигнет того благосостояния, о к[отором] вы и мечтать не смеете. Уничтожьте выкупн[ые] платежи, уничтожьте земск[их] нач[альников] и розги, уничтожьте церковь государственную, дайте полную свободу веры, уничтожьте обязательную воинск[ую] пов[инность], а набирайте вольных, если вам нужно, уничтожьте, если вы правительство и заботитесь о народе, водку, запретите — и посмотрите, что будет с русским народом через 10 лет. Скажут, что это невозможно. А если невозможно, то невозможно ничем помочь и чем больше заботиться о народе, тем будет всё хуже и хуже, как это и шло и идет. И вся деятельность правительствен[ная] не улучшает, а ухудшает положение народа, и участвовать в этой деятельности — грех. Ну вот разболтался — простите. Целую вас.

Любящий вас Л. Т.

Впервые опубликовано в ПС, стр. 330—441. Датируется на основании Списка М. Л. Толстой.

Ответ на письмо Страхова от 18 апреля 1892 г. из Петербурга, сообщавшего, что он получил четыре экземпляра первого тома «Соединение, перевод и исследование четырех евангелий» (изд. Элпидина в Женеве) и что ему с трудом удалось наладить через цензора Е. М. Феоктистова дело с выпиской этого издания. В том же письме Страхов писал: «Мне так много хотелось бы написать Вам, что не знаю, на чем остановиться. Всё время я с умилением думал об Ваших теперешних трудах, сердился на низкие выходки «Московских ведомостей» и других подобных изданий, на цензуру, на затруднения, в которые Вы попали благодаря переводчикам и всем, желающим пользоваться Вами, и т. д.... Но в конце марта обнаружилось что-то удивительное — против Вас поднялась такая злоба, такое непобедимое раздражение, что ясно было: Вы задели людей за живое сильнее всяких революционеров и вольнодумцев; дело, очевидно, не в Ваших мнениях, а в Вашей личности».