Полное собрание сочинений. Том 66

Л. Т.

Печатается по копии П. И. Бирюкова в рукописной тетради № 8 (стр.74) из AЧ. Дата копии.

Ответ на письмо H. Н. Ге (сына) от 24 июля (почт. шт.) с просьбой сообщить, где находится Толстой и можно ли к нему приехать.

1Толстой приехал из Бегичевку в Ясную Поляну 29 июля и вернулся в Бегичевку на три дня 9 сентября.

1892 г. Июля конец.. августа начало. Я. П.

Очень сожалею, что тогда же, когда получил его, не отвечал на письмо ваше. Пожалуйста, извините меня за это и не сочтите это признаком какого-нибудь недоброжелательства к вам. Я сначала откладывал, потом колебался, писать или нет, а под конец и совсем оставил намерение писать. И так бы и не написал, если бы не истинно добрые люди, 1которые мне указали, что молчание мое есть поступок, и дурной. Прошу вас простить меня за те неприятные чувства, которые оно могло возбудить в вас.

Я ни минуты не испытывал к вам недоброжелательства, а напротив, очень сожалел о тех неприятностях, которым вы подверглись и которых я был отчасти невольной причиной.

Итак, с самым добрым чувством к вам и с пожеланиями вам душевного спокойствия остаюсь ваш

Л. Толстой.

За письмо ваше ко мне очень благодарю вас и надеюсь, что вы не измените те добрые чувства расположения ко мне, которые вы в нем высказываете.

Печатается по тексту, опубликованному Э. М. Диллоном в его книге «Count Leo Tolstoy» (Лондон 1930). Письмо помещено перед титульным листом и озаглавлено Диллоном: «Tolstoy’s letter of apology to Dillon for repudiation of his word» («Письмо Толстого к Диллону с извинением за отказ от своего слова»). Дата определяется ответным письмом Диллона из Вены от 18 августа 1892 г.

Ответ на письмо Диллона из Петербурга от 23 марта 1892 г., в котором Диллон описывал причины, побудившие его опубликовать письма Толстого к нему (см. письмо № 151).

На письме Диллона — помета Толстого: «Без отв[ета]». См. также письма Толстого к В. Г. Черткову от 21 и 25 марта 1892 г. и комментарии к ним, т. 87, стр. 131—140.

1Имеется в виду Н. С. Лесков.

1892 г. Августа 14. Я. П.

Дорогой Семен Павлович, я получил ваше письмо и благодарю вас за него. Я прочел его внимательно и несколько раз.

Со многим, что вы пишете, я согласен, но остаюсь при своем убеждении о том, что единение возможно только через единение каждого с истиной.

Не согласен я также с тем, что вы пишете об особенности христианского учения, как вы понимаете его. Эти ваши мысли меня особенно поразили еще тем, что я в них нашел много общего с такими же мыслями, слышанными мною в последнее время довольно часто от Арк. Алехина, Новоселова, Бодянского и одного Тушина, которого вы, вероятно, не знаете.

Сущность этих мыслей, мне кажется, заключается, как это и выражено в вашем письме, в понятии живого Христа. И вот об этом-то понятии мне и хочется поговорить.

Прежде всего я решительно не понимаю, что подразумевается под этими словами.

Христом мы называем человека, 1800 лет тому назад жившего и умершего, но про кот[орого] сложилось предание, которое складывалось и про многих других людей между суеверными людьми, что он воскрес. Но мы знаем, что ни воскресать нельзя, ни улетать на небо, как это рассказывали про Христа, люди не могут.

Что же означают слова: живой Христос?

Если они означают то, что учение его живо, то это выражение неловкое и никогда не употребляющееся (мы не говорим: живой Сократ, 1— вера в живого Сократа) и выражение, которого надо избегать, так как при существующем суеверном предании о воскресении Христа выражение это может быть принято в смысле утверждения чуда воскресения.

Если же под словами «живой Христос» разуметь то, что он невидимо, как те духи, которых воображают спириты, присутствует при нашей жизни, то надо определить, как надо понимать этого духа: Христа, как одного из многих таких же духов, или как церковное богословие понимает Христа, как бога, второе лицо троицы?

В первом случае это будет произвольное и бесполезное представление, во втором же это неизбежно приведет нас, если не ко всем, то главным положениям церковного богословия.

Слова «живой Христос» требуют объяснения и вызывают вопросы, на которые необходимо отвечать: Кто он? Бог или не бог? Если бог, то в каком отношении к богу творцу? Когда произошел? Зачем воплотился? Ответы же на эти вопросы приведут неизбежно или к «рожденна, несотворенна прежде всех век, им же вся быша», к падению ангела и Адама или к выдумыванию нового своего богословия. А я думаю, и вы согласитесь с этим, что ни то, ни другое нежелательно.

Да и зачем это? Для чего мне нужно вообразить то, что умерший человек — жив, или утверждать, что человек — бог? Тогда как я знаю, что это не только не правда, но что это бесполезное и бессмысленное утверждение невозможного, потому что живой не может быть мертвым и человек не может быть богом. Неужели оттого, что я введу в свое миросозерцание такую нелепость, мне станет легче достигнуть доброй жизни. Я думаю, что как раз наоборот.

Вы спросите: как же понимать Христа? Неужели так же, как всякого простого человека?

Непременно, отвечу я, именно, как всякого простого человека.

Это необходимо, во 1-х, потому, что это правда;

во 2-х, потому-что без примеси чудес и утверждения о воскресении учение само по себе так истинно, просто и привлекательно, так всемирно, что нет человека, китайца, японца и другого, который имел бы основание не принять его. С утверждением же о воскресении учителя я без надобности присоединяю к великому учению пошлую и избитую выдумку, которая может только оттолкнуть от него большинство людей;

в 3-х, и потому, что учение Христа важно и нужно именно как учение человека, точно такого же, как мы все: важно то, что он, будучи точно такой же, как мы все, показал нам, как каждому из нас можно хорошо жить. Неужели, если учитель примером и наставлением показал мне, как надо жить, и потом оставил меня, мне будет полезнее вообразить себе, что учитель невидимо присутствует при моей жизни и помогает мне, чем стараться по мере сил моих жить так, как он показал;

в 4-х, понимать Христа простым человеком мне необходимо еще и потому, что представление о нем, как о боге, заслоняет, умаляет и часто совершенно уничтожает отношение человека к богу-отцу, а в этом отношении вся сущность учения Христа. Так что из-за излишнего почитания Христа, возведения его в боги, я обезличиваю его учение и извращаю его, т. е. лишаюсь того самого, во имя чего я так возвеличиваю его. Да и неужели весь тот ужасный опыт церквей, признавших Христа богом и вследствие того пришедших к совершенному отрицанию сущности учения, не достаточный урок для нас, чтобы не заходить больше на эту дорогу.