Полное собрание сочинений. Том 65

Я чувствую, что у вас в душе вопрос: любит ли она меня? Я думаю, что да. По крайней мере, из посторонних мущин никто для нее не имеет такого значения, как вы, и она любит вас. Но, как вы писали, разъяснение брачного вопроса с христ[ианской] точки зрения, имело на нее такое же влияние, как и на вас. Прежде разумное сознание влекло туда же, куда и чувство; теперь оно влечет в другую сторону, и сила не чувства, а влечения чувства уменьшилась, но толчки и дерганья, происшедшие от этой перемены, еще не прошли, и душевное состояние еще не установилось ни у вас (я думаю), ни у нее. Поэтому тем лучше ничего не предпринимать. Когда мы говорили с ней, она сказала: пока ты жив, мне есть дело здесь, и я ничего не буду предпринимать. Но если ты умрешь, я не останусь дома. — Нечего загадывать, сказал я, и она от сердца согласилась. — Мне давно хотелось всё это высказать вам, милый друг, и вот и вышла такая минута, и пишу. А то было что-то между нами. А это нехорошо, надо любить друг друга.

Ругин был здесь, и случилось очень неприятное, т. е. такое, кот[орое] показалось очень неприятным, но вышло хорошо. Кто-то сказал жене, что он не только б[ыл], но что он будто теперь болен. И, разумеется, никакие убеждения не помогли, и она, защищая здоровье своих детей, решила сказать ему, что она не может принимать его. Она сделала это сколько могла мягко, соболезнуя ему, но все-таки б[ыло] тяжело — нам. Он принял это удивительно кротко и ушел. Он живет теперь у Булыгина и приходит на деревню, где я с ним вижусь. Ваше письмо к нему у меня; и я на-днях свезу его к нему. Боюсь, что у Булыгина он не уживется от жены Б[улыгина]. Но он, Ругин, замечательно силен духом, и я радуюсь и подкрепляюсь, глядя на него. — Писать мне многое хочется, но главное, что на очереди и влечет меня, это заключение к деклар[ации] Гаррисона и катехиз[ису] Балу (он умер), в к[отором] хотелось бы ясно и коротко выразить значение непротивления для христианства и то, что люди, признающие закон непротивления и не признающие его, не могут исповедывать одно и то же учение и потому не могут и называться одним и тем же именем.

Л. Т.

Датируется записью в Дневнике Толстого (см. т. 51, стр. 89).

Ответ на несохранившееся письмо Бирюкова.

1 Слова : не имел права написать переделаны из : неправильно написал

2Михаил Фомич Крюков.

Бирюков ответил Толстому письмом от 25 сентября.

1890 г. Сентября 20. Я. П.

То, о чем я писал вам, продолжает занимать меня. Это всем нам, всем людям нужно. И дорога хоть какая-нибудь помощь в единой нужной всем работе. Я думал об этом и не дописал вам, кажется, еще вот что:

Ослабляет нас в нашей борьбе с искушением то, что мы задаемся вперед мыслью о победе, задаем себе задачу сверх сил, задачу, которую исполнить или не исполнить не в нашей власти. Мы, как монах, говорим себе вперед: я обещаюсь быть целомудренным, подразумевая под этим внешнее целомудрие. И это, во-первых, невозможно, потому что мы не можем себе представить тех условий, в которых мы можем быть поставлены и в которых мы не выдержим соблазна. И, кроме того, дурно; дурно потому, что не помогает достижению цели — приближения к наибольшему целомудрию, а напротив.

Решив, что задача в том, чтобы соблюсти внешнее целомудрие, или уходят из мира, бегут женщин, как Афонские монахи, или скопятся и пренебрегают тем, что важнее всего, внутренней борьбой с помыслами, в миру среди соблазнов. Это всё равно как воин, который сказал бы себе, что он пойдет на войну, но только с тем условием, чтобы наверно победить. Такому воину придется уходить от врагов настоящих, воевать с воображаемыми врагами. Такой воин не выучится воевать и будет всегда плох.

Кроме того, это поставление себе задачей внешнего целомудрия и надежда, иногда уверенность осуществить его невыгодно еще и оттого, что, стремясь к этому, всякое искушение, которому подпадает человек, и тем более падение, сразу уничтожает всё, заставляет усумниться в возможности, даже законности борьбы. «Так, стало быть, нельзя быть целомудренным, и я поставил себе ложную задачу». И кончено, и человек отдается весь похоти и погрязает в ней. Это всё равно, что воин с амулетом, который в его воображении обеспечивает его в том, что он не будет ни убит, ни ранен. Такой воин теряет последнее мужество и бежит при малейшей ране — царапине.

Задачей может быть одно: достижение наибольшего по моему характеру, темпераменту, условиям прошедшего и настоящего, целомудрия — не перед людьми, которые не знают того, с чем мне надо бороться, а перед собой и богом. Тогда ничто не нарушает, не останавливает движения, тогда искушение, падение даже, всё ведет к одной вечной цели, — удаления от животного и приближения к богу.

Это-то и приводит меня к самому главному, о чем я тоже писал, но не договорил.

Все дела, которые совершает человек, можно разделить на три разряда дел: одни, такие, которые мы делаем, не спрашивая себя о них, хороши ли они, дурны, делаем их, не замечая их; другие такие дела, которые мы, как говорит Павел, считаем дурными, но все-таки делаем, такие дела, которые мы желаем делать, но не всегда делаем, или не желаем делать, а все-таки иногда делаем. И третьи такие дела, которые мы желаем делать и всегда делаем или не желаем делать и никогда не делаем. Первый разряд дел это те, которые еще не подпали под суд нашей совести, но из которых, по мере движения нашей жизни, всё больше и больше дел подпадает под суд и переходят во второй разряд. Третий разряд дел это те, которые уже прошли суд нашей совести и, разделившись на добрые и злые, желательные и нежелательные, стали достоянием нашей нравственной природы, — это наш рост жизни, наше единственное и неотъемлемое богатство, приобретенное жизнью (это то, что я прежде мог подраться, напиться, блудить и т. п., теперь не то что не хочу, но уже не могу). Так что первый разряд это материал для переработки жизнью; третий разряд это изготовленное, совершенное жизнью, лежащее в кладовой; второй разряд это то, что теперь на верстаке, что работается.

И как удивительно счастливо, радостно положение людей: хочешь, не хочешь в жизни перерабатывается тот третий разряд: мужает человек — мудреет умом и опытом, стареется — слабеет страстями, и дело жизни совершается. Если же в этом деле положить весь смысл, всю цель жизни, то постоянная радость постоянного успеха.

Так вот понимать это и сознавать, какие дела принадлежат к какому разряду, и всё внимание напрягать на второй разряд — это поможет в борьбе.

Лев Толстой.

Печатается по машинописной копии из AЧ. Отрывки впервые опубликованы в сборнике: «О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого, собранные Владимиром Чертковым», изд. «Свободное слово», Christchurch 1901, стр. 25—27; в журнале «Всемирный вестник» 1906, 2, V, стр. 26—27. Полностью опубликовано в ПТС, II, стр. 116—118. Дата копии «21 сентября 1890 г.» уточняется на основании упоминания этого письма под датой «20 сентября» в Списке М. Л. Толстой.