Полное собрание сочинений. Том 60

Может, оно возвратится, но для этого нужно время. А вы с вашим характером не выдержите время, и я боюсь, что потеряю вашу дружбу, которая мне теперь дороже всего на свете. Чувствую, что письмо грубо, но не перечитывая посылаю его. Знайте меня, каким я есть, и очень нехорошим. Миллион вещей сделали меня таким, и я не могу притворяться. С самого моего выезда мне во всем неудачи и досады. Оказывается, что я под присмотром тайной полиции, 12здоровье скверно, книги плохо идут, 13денег нет, а тут в Москве милые известия про вас, а от вас ничего, и, главное, никого из людей, которых я люблю, здесь нет. Грустно, гадко, скверно жить на свете. В Москве видел вашу мерзейшую тетиньку, милую и Апрениных, 14из кот[орых] один женится на Долгорукой. 15Кланяйтесь всем вашим и постарайтесь простить меня за это письмо.

Ваш Гр. Л. Толстой.

За ваши комиссии примусь нынче и в следующем письме отвечу вам и пошлю книги. 16

Над текстом письма рукою С. А. Толстой карандашом написано: «непосланное». Впервые опубликовано в Б. I, 3, стр. 330—332. См. запись в Дневнике под 8 ноября, т. 47, стр. 98, и следующее письмо, № 33.

1Письмо от 2 ноября, № 31.

2Толстой приехал в Петербург, по записи Дневника, не 8, а 7 ноября.

3М. Н. Толстая.

4К. А. Иславин. Многоточие в автографе.

5А. А. Волконский.

6Трамбле — кондитерская в Москве.

7Тетка В. В. Арсеньевой по матери.

8В. В. Арсеньева уехала в Москву 12 августа 1856 г.

9В. Н. — инициалы не поддаются раскрытию.

10«Страдания молодого Вертера» — повесть Гёте.

11Речь идет о В. П. Толстом, муже М. Н. Толстой.

12Толстой находился под надзором тайной полиции за сочиненную им севастопольскую песню «Как четвертого числа» (см. прим. 3 и 4 к п. № 35).

13Речь идет о вышедших отдельными книжками в начале октября 1856 г. «Детстве и отрочестве» и «Военных рассказах». Е. Я. Колбасин писал Тургеневу 18 октября: «Отрочество и детство» — чорт бы подрал русскую публику — пока в продаже идет плохо» («Тургенев и круг «Современника», «Academia», стр. 291). Д. Я. Колбасин писал Тургеневу 28 сентября: «Военные рассказы уже вышли, но идут не очень шибко!» (там же, стр. 268).

14Об Апреяниновых см. прим. 5 к п. № 19.

15Евгения Дмитриевна Долгорукова. См. там же.

16В качестве опекуна младшего брата В. В. Арсеньевой Николая Владимировича Толстой хлопотал о поступлении его в Училище правоведения (см. п. № 36) и по поручению В. В. Арсеньевой должен был купить для него книги и достать программу испытаний для поступления в приготовительный класс.

1856 г. Ноября 8. Петербург.

Любезная Валерия Владимировна!

«Что было, того уже не будет вновь», 1сказал Пушкин. Поверьте, ничто не забывается, и не проходит, и не возвращается. Уж никогда мне не испытывать того спокойного чувства привязанности к вам, уважения и доверия, которые я испытывал до вашего отъезда на коронацию. Тогда я с радостью отдавался своему чувству, а теперь я его боюсь. Сейчас я написал было вам длинное письмо, которое не решился послать вам, а покажу когда-нибудь после. Оно было написано под влиянием ненависти к вам. В Москве один господин, кот[орый] вас не знает, рассказывал мне, что вы влюблены в Мортье, что вы каждый день были у него, что вы в переписке с ним. — Мне очень неприятно было это слышать, и многое, многое я холодно передумал, и написал по этому случаю в письме, кот[орое] не посылаю. — То, М[ортье], было увлеченье натуры холодной, которая еще не способна любить, и это тоже; одно уж прошло немного под влиянием времени и другого увлечения, другое еще нет, но любви еще вы не способны испытывать. Даже, ежели подумать хорошенько, которое было истиннее и сильнее, то вы сами сознаетесь, ежели захотите быть искренни, что первое было сильнее и гораздо. В первом вы жертвовали многим и все-таки признавались себе и другим в своей любви; во втором, напротив, вы ничем не жертвуете. Одно спасенье есть время и время. Как бы хорошо было, ежели бы пожили в Москве!.... Жду ваших писем с жадностью. Мне скучно, грустно, тяжело, во всём неудачи, всё противно. Но ни за что не увижусь с вами до тех пор, пока не почувствую, что совсем прошло чувство глупого человека, и что я совершенно верю вам, как прежде. Видел вашу милую тетушку 2и макрасю [?] 3и Долгорукую, 4кот[орая] выходит замуж за Апренина. 5Непостижимо, как вы могли без отвращения жить с этими людьми. — Я чувствую злость на вас за то, что не могу не любить вас, и поэтому не хочу писать больше. Ваши комиссии исполню нынче и книги пошлю завтра. 6Кланяйтесь всем вашим. Прощайте так, просто, и прощайте мне мою неровность, не я один виноват в ней! О двух вещах умоляю вас: трудитесь, работайте над собой, думайте пристальней, отдавайте себе искренний отчет в своих чувствах и со мной будьте искренни самым невыгодным для себя образом. Рассказывайте мне всё, что было и есть в вас дурного. Хорошего я невольно предполагаю в вас слишком много. Например, ежели бы вы мне рассказали всю историю вашей любви к М[ортье] с уверенностью, что это чувство было хорошо, с сожалением к этому чувству и даже сказали бы, что у вас осталась еще к нему любовь, мне бы было приятнее, чем это равнодушие и будто бы презрение, с кот[орым] вы говорите о нем, и которое доказывает, что вы смотрите на него не спокойно, но под влиянием нового увлечения. Вы говорите и думаете, что я холоден, рассудителен, да не дай Бог вам столько и так тяжело перечувствовать, сколько я перечувствовал в эти 5 месяцев. Ну-с, прощайте-с, Христос с вами; постарайтесь не сердиться на меня за это письмо. Я не боюсь выказываться таким, каким я есть, хотя и очень плохим с этой нерешительностью, сомнением и всякой гадостью; делайте и вы так же. Ведь главный вопрос в том, можем ли мы сойтись и любить друг друга; для этого-то и надо высказывать всё дурное, чтоб знать, в состоянии ли мы помириться с ним, а не скрывать его, чтобы потом неожиданно не разочароваться. Мне бы больно, страшно больно было потерять теперь то чувство увлеченья, которое в вас есть ко мне, но уж лучше потерять его теперь, чем вечно упрекать себя в обмане, который бы произвел ваше несчастие. — Ежели вас интересуют дамы и барышни Петерб[ургские] и Московские, то могу вам сказать, что их до сих пор решительно для меня нет.

Ваш Гр. Л. Толстой.

Впервые опубликовано в Б. I, 3, стр. 330—332. См. предыдущее письмо.

1Строка из поэмы Пушкина «Цыганы».

2Щербачева — тетка В. В. Арсеньевой по матери.

3Что значит «макрасю», неизвестно.

4Евгения Дмитриевна Долгорукова.

5Сергей Александрович Апреянинов. В автографе ошибочно: за Апренину.

6См. прим. 16 к предыдущему письму.

1856 г. Ноября 9. Петербург.

9 Nоября.

Мне так больно подумать о вчерашнем моем письме к вам, милая Валерия Владимировна, что теперь не знаю, как приняться за письмо, а думать о вас мне мало — писать так и тянет. Посылаю вам книги, попробуйте читать, начните с маленьких, с сказок — они прелестны; и напишите свое искреннее мнение. 1Насчет Николиньки 2еще не успел сделать и книгу ему пришлю с след[ующей] почтой. — Белавин положительно тот самый, и есть мерзавец неописанный, и грешно думать равнодушно, что за него выйдет хорошая девочка. Напишите, ежели правда эта сватьба, я напишу тогда Лазаревичевой. 3— Видел во всё это время только моих приятелей литературных, 4из кот[орых] люблю немногих, общественных же знакомых избегаю и до сих пор не видал никого. Работал нынче целый вечер с Ив[аном] Ив[ановичем] 5в первый раз и тем очень доволен. Да что я пишу про себя, может быть, вы под влиянием того письма не только питаете ко мне тихую ненависть, но не питаете ровно ничего. Посылаю вам еще Повести Тургенева, 6прочтите и их, ежели не скучно — опять, по моему, почти всё прелестно, а ваше мнение все-таки катайте прямо, как бы оно ни было нелепо. — Wage nur zu irren zu träumen! 7— Шиллер сказал. Это ужасно верно, что надо ошибаться смело, решительно, с твердостью, только тогда дойдешь до истины. Ну, да для вас это еще непонятно и рано. Отчего вы мне не пишете, хоть бы такие же мерзкие письма, как я, отчего вы мне не пишете? Костинька 8вас не любит, это правда, т. е. не не любит, а мало ценит, но Кост[инька] хорош, как я не ожидал его найти. В нем произошла большая перемена, тексты из Свящ[енного] писания не шутка, он понял недавно великую вещь, что добро — хорошо; помните, я у вас спрашивал часто. И вы поймете это, но со временем, и — грустно сказать — эту великую истину понять нельзя иначе, как выстрадать, а он выстрадал; а вы еще не жили, не наслаждались, не страдали, а веселились и грустили. Иные всю жизнь не знают ни наслаждений, ни страданий — моральных, разумеется. Часто мне кажется, что вы такая натура, и мне ужасно это больно. — Скажите, ежели вы ясно понимаете вопрос, такая вы или нет? Но во всяком случае вы милая, точно милая, ужасно милая натура. Отчего вы мне не пишете? Всё, что я хотел вам писать об образе жизни Х[раповицких], 9я не решаюсь писать без отголоска от вас и особенно на второе письмо. Однако, по правде сказать — руку на сердце — я теперь уже много меньше и спокойнее думаю о вас, чем первые дни, однако все-таки больше, чем когда-нибудь я думал о какой-нибудь женщине. Пожалуйста, на этот вопрос отвечайте мне, сколько можете искренно в каждом письме: в какой степени и в каком роде вы думаете обо мне? Особенное чувство мое в отношении вас, кот[орое] я ни к кому не испытывал, вот какое: как только со мной случается маленькая или большая неприятность — неудача, щелчок самолюбию и т. п., я в ту же секунду вспоминаю о вас и думаю — «всё это вздор — там есть одна барышня, и мне всё ничего». Это приятное чувство. Как вы живете? работаете ли вы? ради Бога, пишите мне. Не смейтесь над словом работать. Работать умно, полезно, с целью добра — превосходно, но даже просто работать вздор, палочку строгать, что-нибудь, — но в этом первое условие нравственной, хорошей жизни и поэтому счастия. Например — я нынче работал , совесть спокойна, чувствую маленькое не гордое самодовольство и чувствую от этого, что я добр. Нынче я бы ни за что не написал вам такого злого письма, как вчера, нынче я чувствую ко всему миру приязнь и к вам именно то чувство, кот[орое] я бы желал именно весь век чувствовать. — Ах, ежели бы вы могли понять и прочувствовать, выстрадать так, как я, убеждение, что единственно возможное, единственно истинное, вечное и высшее счастье дается тремя вещами: трудом, самоотвержением и любовью! Я это знаю, ношу в душе это убеждение, но живу сообразно с ним только каких-нибудь 2 часа в продолжение года, а вы с вашей честной натурой, вы бы отдали себя этому убеждению так, как вы способны себя отдавать людям — M-llе Vergani и т. д. А 2 человека, соединенные этим убеждением, да это верх счастия. Прощайте, словами это не доказывается, а внушает Бог, когда приходит время. Христос с вами, милая, истинно милая Валерия Владимировна. Не знаю, чего до сих пор вы мне больше доставили: страданий моральных или наслаждений. Но я так глуп в такие минуты, как теперь, что и за то и другое благодарен. —