Полное собрание сочинений. Том 56.

22 августа. Стр. 52—56.

135. 52 25 . Таня — Т. Л. Сухотина.

136. 52 25 . простился с Малеванным. — О Кондратии Алексеевиче Малеванном и его учении см. прим. 46. О влиянии, оказанном на К. А. Малеванного его посещением Толстого, писал Толстому в мае 1908 г. H. М. Кузьмин: «Малеванный стал вегетарианцем, за ним пошли и его братья. Они заметно становятся свободнее. Они очень часто вспоминают вас, читают ваши книги. Всему этому способствует сам Малеванный, он сам своим посетителям раздает ваши книги. Про вас он говорит, что вы бомба, которая, разорвавшись в России, запалит всю землю, что вы такой писатель, каких не было еще в мире».

137. 52 26 . Д[удченко]. — Митрофан Семенович Дудченко (род. 1867 г.), единомышленник Толстого. С Толстым вступил в переписку в 1891 г.; лично посетил впервые в 1907 г. Живет земледельческим трудом на хуторе близ Полтавы. См. т. 52, прим. к записи Дневника от 27 мая 1891 г.

138. 52 26 . Грауб[ергер]. — Федор Христофорович Граубергер (1857—1919), близкий к Толстому по взглядам. Происходил из немецких колонистов Саратовской губ.; был сначала народным учителем, затем садоводом; жил в слободе Дубовке Саратовской губ. Был у Толстого впервые в 1895 г. Горячий пропагандист своих взглядов, неоднократно подвергался преследованиям со стороны властей. В 1915—1916 гг. привлекался за протест против империалистической войны. См. М. Агеев, «Дубовские толстовцы» — «Жизнь для всех» 1913, 5, стлб. 703—708; В. Булгаков, «Опомнитесь, люди-братья», изд. «Задруга», М. 1922.

139. 53 17 . Читал Кропоткина о комунизме. — В Яснополянской библиотеке имеются две брошюры П. А. Кропоткина, касающиеся коммунизма, которые мог читать Толстой: 1) «Безначальный коммунизм и экспроприация», изд. «Свобода», М. 1906; 2) «Коммунизм и анархия», изд. «Свободный договор», Спб. 1906. В первой из этих брошюр загнут нижний уголок одной из страниц, — характерный прием Толстого при чтении книг.

140. 53 26 . Разговор с Николаев[ым] — с Сергеем Дмитриевичем Николаевым, о котором см. прим. 78.

141. 54 23—24 . не знал, как решить о духоб[орческих] деньгах. — Речь идет о пяти тысячах долларов, пожертвованных канадскими духоборами для помощи голодающим русским крестьянам (см. прим. 97). От этих денег у Толстого осталось две тысячи рублей. Н. Г. Сутковой предлагал распределить их среди самарских «добролюбовцев». 10 августа 1907 г. Толстой запросил вождя канадских духоборов П. В. Веригина, куда жертвователи желали бы употребить эти деньги. П. В. Веригин ответил письмом от 15 сентября, в котором писал, что говорил об этих деньгах с некоторыми братьями, и они сказали: «пусть там поступают [т. е. Толстой] как лучше».

142.5 4 24 . старался не выходить к городовым. — Пристав и четверо городовых были присланы в Ясную поляну тульским губернатором 9 августа 1907 г., по заявлению С. А. Толстой о появлении в окрестностях Ясной поляны подозрительных лиц. См. стр. 207, запись от 9 августа в «Карманном ежедневнике на 1907 год».

143. 55 1 о П. О. — Под инициалами «П. О.» разумеется Петр Осипович Зябрев (р. 16 августа 1863 г., ум. 15 июня 1908 г.), яснополянский крестьянин, сын Осипа Наумовича и Авдотьи Никитишны, кормилицы Толстого. Был хорошо грамотен и любил читать. По словам М. JI. Оболенской, Толстой считал его «пустым» (примечание М. Л. Оболенской в рукописной копии дневника Толстого 1897 г., хранящейся в архиве В. Г. Черткова). В Дневнике своем от 21 апреля 1905 г. Толстой записал: «Вчера с Бутурлиным был у Петра Осипова, и он жестоко упрекал меня за то, что я говорю, а скупаю землю. Было и больно и хорошо. Почувствовал, как полезно, укрепляюще осуждение, в особенности незаслуженное, и как пагубно, расслабляюще похвалы, и особенно незаслуженные (а они все незаслуженные)». Поводом к упрекам Толстого Зябревым в том, что он «говорит, а скупает землю», была покупка дочерью Льва Николаевича Александрой Львовной имения Телятинки у соседней помещицы А. Е. Звегинцевой, в 3 верстах от Ясной поляны. В «Яснополянских записках» Д. П. Маковицкого под 27 апреля 1905 г. записана следующая передача этого разговора Толстым дочери Александре Львовне: «Он меня распекал за тебя, Саша, и это мне было очень полезно. Говорил мне: «Ты говоришь так, — говорил мне «ты», — а купил Телятинки, кругом окружил нас». В одной из своих отрывочных заметок о Толстом Д. П. Маковицкий записал: «Льву Николаевичу было тяжело, когда его дочери (Татьяна Львовна около 1895 г. и Александра Львовна в 1904 г.) покупали имения. Обе они были близки ему, и ему было жалко, что они поступали против требований совести и брали на себя обузу. Он жалел, что не мужикам достаются эти земли, и что этими поступками возбуждаются в мужиках негодование, злоба, зависть» («Л. Н. Толстой. Юбилейный сборник». Собрал и приготовил к печати Н. Н. Гусев, изд. Гиз, М. 1929, стр. 254). А. Л. Толстая купила тогда всего 127 десятин по 200 рублей за десятину.

144 . 55 1. Meт. — Лицо, обозначенное Толстым сокращенно: «Мет.» — бельгийский поэт-символист Морис Метерлинк (р. 1862 г.). В своем трактате «Что такое искусство?» Толстой очень резко отзывался о поэзии Метерлинка Прочитав статью Толстого о Шекспире, Метерлинк написал заметку, которую Толстой прочел в русском переводе в №18 «Русских ведомостей» от 24 января 1907 г. В заметке этой, озаглавленной: «Шекспир, Толстой и Метерлинк», было сказано: «Статья Толстого о Шекспире вызвала интересную полемику во французской прессе. Одни признают Шекспира неподражаемым гением, другие присоединяются к мнению Вольтера, что Шекспир был лишь un sauvage frotté de génie [дикарь с налетом гениальности]. В спор вмешался и Метерлинк. Полное незнакомство с Шекспиром даже среди лучших литераторов он считает одной из органических слабостей латинского духа, проникнутого еще классическим воспитанием. С большим возмущением относится Метерлинк к нападкам Толстого. «Я не хотел бы, — пишет он, — нарушить долг почтения, каким мы связаны перед автором «Войны и мира», «Анны Карениной» и нескольких других книг, которые на ряду с книгами Бальзака являются в литературной области главной славой прошлого века. Тем не менее я должен сказать, что великий старец из Ясной поляны являет тяжелое для его приверженцев зрелище. Все мы, столь любившие его, дрожим каждый раз, как он нарушает свое молчание, чтобы в качестве святого гласа, произносящего среди мировых событий сверхчеловеческие речи, выпустить в свет послание болезненной покорности, стоящее не выше того, что мог выдумать монах X века или больной причетник. Из всего спасительного и хорошего, что принесло нам христианство, он выбирает и с настойчивостью рекомендует лишь два или три пагубнейших совета, противоречащих жизни, которую человечество начинает, наконец, понимать во всей ее полноте и правде. Разве около него нет никого, кто не заботился бы об его славе? Разве его родственники и друзья, сохранив ему иллюзию, что он говорит еще со всем миром, в то же время не могли принять меры, чтобы его голос, не являющийся более голосом его гения, не терзал тех, кто желал бы сохранить в неприкосновенности уважение и восторг перед его творением?»