Полное собрание сочинений. Том 36

И в этом еще не главное бедствие земельного раба. Главное его бедствие в том, что он не может жить нравственной жизнью. Не живя трудами с земли, не борясь с природой, он должен неизбежно бороться с людьми: силой или хитростью стараться отбирать у них то, что они приобрели от земли и от трудов других людей.

Земельное рабство не есть, как думают даже и те, которые признают лишение людей земли рабством, одна из остающихся форм рабства, а есть коренное, основное рабство, из которого вырастает и выросло всякое рабство и которое несравненно мучительнее личного рабства.

Личное рабство есть только один из частных случаев злоупотребления земельным рабством, так что освобождение людей от личного рабства без освобождения их от земельного рабства есть не освобождение, а только прекращение одного из злоупотреблений рабства и во многих случаях, как это было в России при освобождении крепостных с малым количеством земли, только обман, на время скрывающий от рабов их положение.

Русский народ понимал это всегда при крепостном праве, говоря: «мы ваши, а земля наша», и при освобождении не переставая всем народом требовал и ожидал освобождения земли. Народ поманили, дав ему при освобождении от крепостного права немного земли, и он на время затих, но при увеличившемся населении, при той же земле вопрос возник для него вновь и в самой ясной и определенной форме.

Пока народ был крепостной, он пользовался землею в тех размерах, которые были необходимы ему для существования. О распределении же увеличивающегося населения заботилось правительство и помещики, и народу не чувствительна была основная несправедливость захвата земель частными лицами. Но как скоро снято было крепостное право, уничтожилась забота правительства и помещиков об экономическом, земледельческом хотя не благосостоянии, а возможности существования народа. Количество земли, которым крестьяне могли владеть, было раз навсегда определено без возможности его увеличения, а население увеличивалось, и народ всё живее и живее чувствовал тяжесть своего положения. И он ждал, что правительство отменит законы, лишавшие его земли. Ждал 10, 20, 30, 40 лет, а земля всё больше и больше захватывалась частными владельцами, и народу был поставлен выбор: голодать, не размножаться или совсем бросать сельскую жизнь и образовывать поколения грабарей, ткачей, слесарей.

Прошло полстолетия, положение народа всё ухудшалось и ухудшалось и дошло, наконец, до того, что стал разрушаться тот строй жизни, который он считает необходимым для христианской жизни: и правительство, мало того что не дает ему земли, а, отдавая ее своим слугам и удерживая ее за ними, внушает народу, чтобы он не надеялся на свободу земли, и устраивает ему, по европейскому образцу, с фабричными инспекторами, промышленную жизнь, которую он считает дурной и греховной.

Лишение народа его законного права на землю — главная причина бедственного положения русского народа. И та же причина лежит в основе бедственности и недовольства своим положением рабочего народа Европы и Америки. Разница только в том, что отъем земли у европейских народов признанием законности частной земельной собственности совершился так давно, столько новых отношений легло сверх этой несправедливости, что люди Европы и Америки не видят истинной причины своего положения и ищут ее везде: в отсутствии рынков, в тарифах, в неправильном обложении, в капитализме, во всем, только не в том, в чем она действительно заключается, — в отнятии у народа права на землю.

Русским же людям эта основная несправедливость, еще не вполне совершенная над ними, ясно видна.

Русские люди, живя на земле, видят ясно то, что хотят сделать с ними, и не могут примириться с этим.

Бессмысленные и губительные вооружения и войны и лишение народа общего права на землю — таковы, по моему мнению, две ближайшие внешние причины предстоящего всему христианскому миру переворота. Начинается же этот переворот не где-нибудь, а именно в России, потому, что нигде, как в русском народе, не удержалось в такой силе и чистоте христианское мировоззрение, и нигде, как в России, не удержалось еще земледельческое состояние большинства народа.

Русский народ раньше других народов христианского мира, благодаря своим особенным свойствам и условиям жизни, приведен к сознанию бедственности, происходящей от повиновения насильнической государственной власти. И в этом сознании и стремлении освободиться от насилия этой власти заключается, по моему мнению, сущность того переворота, который предстоит не только русскому народу, но и всем народам христианского мира.

Людям, живущим в государствах, основанных на насилии, кажется, что уничтожение власти правительств неизбежно повлечет за собой величайшие бедствия.

Но ведь утверждение о том, что та степень безопасности и блага, которыми пользуются люди, обеспечивается государственной властью, совершенно произвольно. Мы знаем те бедствия и те блага, если они есть, которыми пользуются люди, живущие в государственном устройстве, но не знаем того положения, в котором бы были люди, упразднившие государство. Если же принять в соображение жизнь тех небольших общин, которые случайно жили и живут вне больших государств, то такие общины, пользуясь всеми благами общественного устройства, не испытывают одной сотой тех бедствий, которые испытывают люди, повинующиеся государственной власти.

О невозможности жить без государственного устройства ведь говорят преимущественно те самые люди правящих классов, для которых выгодно государственное устройство. Но спросите у тех людей, которые несут только тяжести государственной власти, у земледельцев, у 100 миллионов крестьян в России, и они скажут, что чувствуют только тяжесть ее и не только не считают себя обеспеченными государственной властью, но совершенно не нуждаются в ней.

Я много раз, во многих писаниях своих старался показать, что то, чем пугают людей, а именно тем, что без правительственной власти восторжествуют худшие люди, лучшие же будут угнетены, — что именно это самое давно уже совершилось и совершается во всех государствах, так как везде власть в руках худших людей, что и не может быть иначе, потому что только худшие люди могут делать все те хитрости, подлости, жестокости, которые нужны для участия во власти; много раз я старался показать, что все главные бедствия, от которых страдают люди, как накопление огромных богатств у одних людей и нищета большинства, захват земли неработающими на ней, неперестающие вооружения и войны и развращение людей, — происходят только от признания законности правительственного насилия; старался показать, что для того чтобы ответить на вопрос о том, хуже или лучше будет положение людей без правительств, надо прежде решить вопрос о том, из кого состоит правительство. Хуже или лучше среднего уровня людей люди, составляющие правительство? Если эти люди лучше среднего уровня, то правительство будет благотворно, если же хуже, то зловредно. А то, что эти люди — Иоанны IV, Генрихи VIII, Мараты, Наполеоны, Аракчеевы, Меттернихи и Талейраны — хуже общего уровня, показывает история.