Полное собрание сочинений. Том 31

Так что выходит, что управляемы мы не только не волей народа, не только не самодержавным царем, стоящим выше всех интриг и личных желаний, как хотят представить нам царя настоящие славянофилы, — но управляемы мы несколькими десятками самых безнравственных, хитрых, корыстных людей, не имеющих за себя ни, как прежде, родовитости, ни даже образования и ума, как тому свидетельствуют разные Дурново, Кривошеины, Деляновы и т. п., а управляемы теми, которые одарены теми способностями посредственности и низости, при которых только, как это верно определил Бомарше, можно достигнуть высших мест власти: Mediocre et rampant, et on parvient, à tout. 75 75 [Будь посредственным и раболепным и достигнешь всего.] Можно подчиняться и повиноваться одному человеку, поставленному своим рождением в особенное положение, но оскорбительно и унизительно повиноваться и подчиняться людям, нашим сверстникам, на наших глазах разными подлостями и гадостями вылезшим на высшие места и захватившим власть. Можно было скрепя сердце подчиняться Иоанну Грозному и Петру Третьему, но подчиняться и исполнять волю Малюты Скуратова и немецких капралов, любимцев Петра III — обидно.

В делах, нарушающих 76 76 В рукописи: не нарушающих волю бога, — в делах, противных этой воле, я не могу подчиняться и повиноваться никому; но в делах, не нарушающих волю бога, я готов подчиняться и повиноваться царю, какой бы он ни был. Он не сам стал на свое место. Его поставили на это место законы страны, составленные или одобренные нашими предками. Но зачем же я буду подчиняться людям, заведомо подлым или глупым, или то и другое вместе, которые 30-летней подлостью пролезли во власть и предписывают мне законы и образ действий? Мне говорят, что по высочайшему повелению мне предписано [не] издавать таких-то сочинений, не собираться на молитву, не учить моих детей, как я считаю хорошим, а по таким-то началам и книгам, которые опред[еляет] г-н Победоносцов; мне говорят, что по высочайшему повелению я должен отдавать подати на постройку броненосцев, должен отдать своих детей или имение тому и тому-то, или самому перестать жить, где я хочу, а жить в назначенном мне месте. Всё это еще можно бы было перенести, если бы это точно было повеление царя; но ведь я знаю, что высочайшее повеление тут только слова, что делается это вовсе не тем царем, который номинально управляет нами, а делается это г-ном Победоносцовым, Рихтером, Муравьевым и т. п., которых прошедшее я знаю давно, и так знаю, что я не желаю иметь с ними ничего общего. И этим-то людям я должен повиноваться и отдать им всё, что есть у меня дорогого в жизни.

Но и это бы можно было перенести, если бы дело шло только об унижении своем. Но, к сожалению, дело не в одном этом. Царствовать и управлять народом нельзя без того, чтобы не развращать, не одурять народ и не развращать и не одурять его тем в большей степени, чем несовершеннее образ правления, чем меньше управители выражают собою волю народа. А так как у нас самое бессмысленное и далекое от выражения воли народа правление, то при нашем управлении необходимо самое большое напряжение деятельности для одурения и развращения народа. И вот это одурение и развращение народа, совершающееся в таких огромных размерах в России, и не должны переносить люди, видящие средства этого одурения и развращения и последствия его.

77 77 Отмечено чертою с пометою «пр[опустить]» следующее начало статьи: Братья итальянцы! Вы всегда шли впереди народов Европы. И теперь судьба открывает вам путь на переднее место. Совершившееся в Абиссинии событие имеет огромное значение. Оно может, оно должно служить поворотным пунктом в истории христианских народов. Дело в вас. От вас зависит то, чтобы это событие не было бы, как оно представляется теперь, не только несчастьем для Италии, но чтобы оно было благодеяньем и для Италии и для всех христианских народов. Ведь что случилось? Случилось ужасное событие, взволновавшее не только Италию, но и всю Европу. Что же случилось? Случилось то, что в Абиссинии убито и ранено несколько тысяч молодых людей и потрачено несколько миллионов денег, выжатых 78 78 В рукописи: выжатого из голодного, нищенского народа. Случилось еще то, что итальянское правительство потерпело поражение и унижение. Но ведь если это случилось, то случилось только то, к чему в продолжение десятилетий готовилась Италия, к чему теперь, не переставая, в продолжение 20 лет готовится вся Европа и Америка.

Ведь если готовятся войска, то только для того, чтобы сражаться и быть убиваемыми, всё равно побеждать или быть побежденными (таких еще не было сражений самых победоносных, в которых не убивали бы и победителей).

Ведь если срубленное дерево переделано в дрова, то только затем, чтобы сжечь их. Точно так же, если есть люди, отнятые от производительного труда и переделанные на солдат, то только затем, чтобы быть искалеченными или убитыми. Если же убитые и искалеченные люди в Абиссинии не принесли теперь итальянскому правительству славы, <���а только позор>, то это случайность, которая может измениться и всегда изменяется. Войны наполеоновские 5, 7 года принесли ему славу, войны 12, 13, 15 года принесли позор. Войны Пруссии 7-го года принесли позор, 70 года — славу. Если есть войска, то они или побеждают, или побеждены, и победы и поражения чередуются, и в обоих случаях люди убиваются и калечатся.

Так что в том, что произошло в Абиссинии, не только нет ничего неожиданного, но случилось то самое, что должно было случиться, что должно будет нынче, завтра случиться опять с Италией, с Францией, с Россией, с Англией, со всеми государствами, имеющими войска и воспитывающими патриотизм в своих народах.

Вопрос только в том, проснутся ли народы от того одурения, в котором их держат правительства, и сумеют ли они сделать неизбежные и явные выводы из тех положений, в которых 79 79 В рукописи: котором они находятся, и поймут ли наконец, что если они соглашаются платить подати, которые обращаются на военные приготовления и содержание войск, если они нанимают людей в солдаты и сами идут, отдают своих сыновей в военную службу, то неизбежно будет всё большее и большее 80 80 В рукописи: большое и большое. разорение (потому что соседние народы также вооружаются и надо равняться с ними) и еще неизбежнее будут войны, на которых (будет ли государство победителем или побежденным) всё равно будут убивать и калечить людей, и что для того, чтобы этого не было, надо самое простое: первое — не участвовать в военных приготовлениях, не давать денег правительству, а, главное, самим не идти в военную службу и уходить, уходить со службы тем, которые находятся в ней. Вывод этот так ясен, несомненен, что люди неизбежно должны придти к нему и приходят к нему, но, к сожалению, не по разуму, а по необходимости и не предупреждая зло, как свойственно поступать разумным существам, а по нужде, необходимости и инстинкту. Ведь гораздо проще и разумнее бы было тем плательщикам податей, которые теперь отказываются платить еще потому, что им нечего дать, не давать податей на военные приготовления, когда еще у них было что дать, и главное гораздо разумнее и лучше для всех и для них самих бы было тем солдатам, которые отказались повиноваться на поле сражения, отказаться повиноваться тогда, когда их тащили в солдаты.