Скиталец - Кандалы

Тяготила Вукола никчемная работа в церковном хоре. Случайный музыкальный заработок бросал теперь тень на политическую репутацию Вукола.

Жизнь певчих, постоянно соприкасавшихся с попами, монахами, купцами и трактирами, ему не нравилась. В особенности тревожно почувствовал он себя после одного необыкновенного случая.

Человек с рваными ноздрями — октавист, известный в хоре под именем «Кузьмича», непьющий, молчаливый и скромный, всегда исчезавший при малейшем намеке на какую-либо трактирную ссору, лишь бы не попасть в свидетели, — позвал однажды главарей и заправил хора — Волкова, Дудинцева, Пискунова, Железова, Влазнева и, конечно, Вукола — к себе на именины вечером после закрытия торговли. Кузьмич казался всем симпатичным человеком, никто не уклонился от приглашения. В мелочной лавочке оказался приготовленным именинный стол. Гости засиделись. Не хватило вина. Кузьмич отправился за новой бутылкой и — пропал. Часа два ждали его, пока, наконец, не раздался стук в дверь со двора. Вошла полиция с целью арестовать выслеженного ею беглого каторжника. Всех переписали и допросили. Человек с рваными ноздрями, вероятно, почувствовал слежку за собой или кем-либо был предуведомлен. Гостей же пригласил, чтобы замедлить погоню.

Случай был не из приятных, но певчие отнеслись с полным сочувствием к проделке Кузьмича: выяснилось, что еще в молодости, оставшись малолетним сиротой после отца, сибирского промышленника, он ко дню своего совершеннолетия оказался ограбленным дядей-опекуном. Во время спора о наследстве ограбленный в запальчивости и раздражении убил грабителя. Бежав с каторги с фальшивым паспортом, Кузьмич много лет жил пением в церковных хорах, где ни с кого никаких паспортов не опрашивают.

Среда, где могли скрываться даже беглые каторжники, все же казалась Вуколу не совсем подходящей для него. С другой стороны, он и сам находился под негласным надзором полиции, будучи политически неблагонадежным человеком, имея такие знакомства, как Кирилл и Ирина. Вообще пора было развязаться со случайным заработком, который был для него лишь средством к жизни, и испробовать свои силы, стремиться дальше… Решил Вукол в этом же году держать экзамен в Петербургский университет.

Однажды, зайдя вечером к Листратовым, Вукол не застал дома ни Кирилла, ни Ирины; его встретила миловидная, лет девятнадцати, блондиночка с густыми вьющимися пепельными волосами, с голубыми глазами и нежным лицом.

— Подождите их! — сказала она серебристым голоском, — они скоро придут!

Вукол был застенчив с таким народом, как барышни. Он взял со стола книгу и углубился в чтение. Так прошел час.

Наконец, явились хозяева.

— Вы, надеюсь, познакомились? — спросил Кирилл.

— Наверное, уже успели наговориться без нас? Мы запоздали немного! — весело сказала Ирина.

— И не знакомились даже! — пожаловалась девушка, — битый час молчим!

— Что же ты это? — упрекнул Кирилл и с шутливой напыщенностью познакомил их. Это была дальняя родственница Ирины, приехавшая из глухой деревни погостить у родных в городе. Звали ее Александрой Михайловной.

— Так как ваша скрипка здесь, — лукаво сказала Ирина за чаем, — то сегодня мы будем музицировать: я вам саккомпанирую!

Вукол приступил к музыке неохотно, его стесняло присутствие нового человека, странно волновавшее его, но едва только смычок коснулся струн и аккорды рояля сочувственно откликнулись им, необыкновенная сила чувства овладела музыкантом, передалась аккомпаниаторше и захватила обоих слушателей. «Любовь Ромео и Джульетты» прозвучала чистыми, возвышенными звуками. Вукол любил эту вещь, играл и прежде ее, но почувствовал только теперь: им овладела страсть, которой до этого момента он никогда не испытывал и не переживал. Горячая волна захлестнула душу. Впервые переживал он страсть вдохновения.

Замер последний, уносящийся вдаль звук скрипки. Вукол опустил смычок. Лицо его было бледно. Он с прежней робостью взглянул на девушку: глаза ее сияли, устремленные на него с удивлением.

— Вы сегодня в ударе, Вукол! — сказала Ирина, когда затих последний аккорд рояля, — я не видала вас таким! Сыграем теперь арию Джильды!

Сыграли знаменитую арию из «Риголетто». Сквозь волны звуков, прорезая их, выплывал утопающий голос, который нельзя было слушать без жгучего волнения: там тоже была любовь, снова трагическая. Голос пел как бы о неразрешимом противоречии, о неизбежной жертве, о смерти из-за любви.

Вукол играл одну вещь за другой и чувствовал, что его игра волнует всех.

— Я никак не ожидала!.. — лепетала девушка, — как играет!

— Он не только чужие вещи играет! — заинтриговал ее Кирилл. — Он еще и композитор: свои романсы сочиняет! Хвати, Вукол, что-нибудь свое!

— Мое? Да ведь это ученические упражнения!..

— Играй, играй! — Ирина развернула ноты.

Юный композитор сыграл подражание народной русской песне. Все в ней было для певца, владеющего развитым дыханием: русская грусть, русская вьюга, океан снежных полей, безграничные мертвые просторы. Вот она, замороженная Русь!

Когда замер последний, надрывающий душу и вместе мощный, без конца длящийся, тоскующий стон скрипки, Александра Михайловна спросила:

— А какие там слова?

Вукол прочел:

— Какой вы талантливый! Даже стихи сочиняете!

— Нет, стихов я не пишу. Это стихи моего товарища.

Александра Михайловна не поверила, приняла ответ за шутку. Конечно, он и поэт и композитор — она это видит. Пусть он напишет романс для нее! Может ли он это сделать?

В это время в дверях прихожей появилась фигура в черном легком крылатом плаще и широкой шляпе.

— Как Дон Жуан — «усы плащом закрою, а брови шляпой!» — продекламировал Клим Бушуев, надвинув шляпу на самые брови и драпируясь в крылья плаща.

— Фигура! — в тон ему ответил Кирилл. — Наш Чайльд Гарольд. Зимой он носит плед, потрепанный изрядно, а летом плащ дырявый!

— Это Демон! — убежденно сказала барышня.

— Для нас это просто Клим, поэт несчастный! — смеялась Ирина. — Да будет вам позировать, еще девицу напугаете! Раздевайтесь. Давно у нас не были!

— Да! Занят очень, архивной крысой стал… Интересный исторический материал!

Клим уселся и скучно начал говорить об историческом материале в архиве окружного суда.