Джон Пристли - Затерянный остров

— Билл, я ведь понятия об этом не имела, — запротестовала Терри. — Когда это началось?

— Не знаю. Почти сразу.

— Уж точно не в первую нашу встречу, — нахмурилась она.

— Да, вряд ли. Хотя, не знаю, может быть, еще тогда. Не исключено. И с тех пор не проходит. Я давно ни к кому ничего подобного не испытывал, Терри, а может, и никогда. И никогда больше не испытаю. Меня словно околдовали. Я сам не свой. Пусть я спятил, но раз уж начал, то договорю до конца.

И он договорил, изливая до капли все, что накопилось на сердце.

Когда Уильям все-таки умолк, Терри протяжно выдохнула.

— Да уж, Билл, если ты заводишь речь, то это действительно речь. Кто бы мог подумать… — Она посмотрела на него лукаво.

Уильям сразу растерял весь кураж, опускаясь с небес на землю, словно сдутый шар.

— Ну что же, — буркнул он. — Понимаю твое удивление. Но я не мог больше носить все в себе. Наверное, нужно сказать спасибо, что ты не обиделась.

Он снова превратился в чопорного англичанина.

— Вот, значит, как… — сыронизировала Терри хрипловатым шепотом. — Бедный Билл! А я-то думала, ты весь в мечтах о своем острове.

Она посмотрела на него с улыбкой. В следующий миг он уже прижимал ее к себе, целуя, с удивительной для него самого решимостью. Щеки у нее были прохладные, душистые, а на губах — легкий привкус соли, как и в ночном воздухе.

На мгновение задержав ладони на лацканах его смокинга, Терри мягко отстранила его.

— Кто-то идет. Я к себе. Теперь лучше, Билл? Спокойной ночи.

Она убежала.

— Я вас видел, — сообщил кто-то громко и не очень внятно. — Видел. Но все в порядке. — Это был пьяный канадец, Форест. Он подошел, пошатываясь, перекошенный под немыслимыми углами. — Это всего лишь Джим Форест, а кто он такой? Просто старый трухлявый пень. Вот и все. Теперь. — Последнее слово он подчеркнул взмахом руки и чуть не рухнул, поэтому поспешил ухватиться за плечо Уильяма и навалился на поручень, изогнувшись крючком. — Так вот, я вас видел. И вот что скажу — так держать! Это получше, чем пойло. Попомни мои слова, сынок. — Он отечески похлопал Уильяма по плечу, даром что был на несколько лет моложе. — Так держать! Лучшая девчонка на этом корабле — точно. Абсолютно точно. Ты везунчик. Я тоже был везунчиком, а теперь я Джим Форест — старый трухлявый пень. Думаю, мы с тобой славно посидим.

Уильям дал понять, что засиживаться в такой поздний час желания не испытывает.

— Да, ты прав, сынок, — с готовностью согласился мистер Форест. — Что толку полуночничать? Нет, нет и нет! Всем спать!

Вот так Уильям, у которого еще не остыли губы от поцелуя, завершил этот день транспортировкой неповоротливого, словно почти двухметровая гармоника, Фореста в каюту. Однако настроения ему это не испортило, потому что по-своему он был пьян не меньше Фореста.

Потянулась вторая неделя. Все, что день-два назад казалось новым и неизведанным, теперь вызывало зевоту. Сухопутная жизнь осталась где-то в прошлой инкарнации. Пассажиры, выделившиеся из общей массы быстрее остальных, сейчас попросту мозолили глаза. Изменилась и окружающая действительность. Фиолетово-черный мраморный океан посветлел, повеселел и переливался кобальтово-изумрудными оттенками, из воды выпрыгивали летучие рыбы — то по одной, то косяками, но в остальном вокруг царила все та же пустота. Время от времени небо темнело, словно кто-то набрасывал на него покрывало, и на пароход обрушивался ливень. К полудню и днем жара и духота усиливались, вызывая у особо чувствительных приступы раздражения. Еда, не теряя привлекательности в меню, на вкус становилась все преснее. Однако мистер Канток ел с прежним аппетитом, а любительница экспериментов миссис да Сильва с удвоенным рвением пробовала все подряд, видимо, в надежде отыскать что-нибудь «прэлестное». Недобрым словом поминали стюарда, заводившего радиолу, потому что три самые любимые его мелодии уже навязли у всех в зубах. Перерыв между обедом и чаем удлинялся с каждым днем, напоминая всем, кроме любителей сладкой послеобеденной сиесты, прогулку по бесконечной пыльной дороге. Лишь на закате пассажиры становились бодрее и дружелюбнее, а ночи ждали как манны небесной.

Тесный корабельный мирок, как и любой другой, полнился слухами. Во-первых, обсуждали непонятную размолвку между мистером Кантоком и двумя австралийками (миссис Матерсон и мисс Страуд). Говорили, что мистер Канток, живший в соседней с мисс Страуд каюте, стучался к ней посреди ночи с непристойными предложениями, и вроде бы даже не обошлось без вмешательства капитана. Однако никто не знал точно, что все-таки произошло, а тем временем миссис Матерсон, сверкая глазами пуще обычного, делилась нелестными для мистера Кантока подробностями с избранными посетителями кают-компании. Мисс Страуд ходила потупившись сильнее обычного, но по-прежнему непорочная. Мистер Канток старался держаться подальше от обеих, угощая миссис да Сильва, Терри, Уильяма и всех вокруг бесконечными коктейлями в курительной, теряясь вместе со слушателями в дебрях воспоминаний, где Центральную Африку невозможно было отличить от Китая, посыльные оборачивались хористками, а швейцары — обезьянами. Мистер Тифман бродил вокруг со своим путеводителем, выискивая, с кем бы помериться маршрутами, и пару раз даже нашел собеседника в лице невысокого болезненного пассажира, который куда-то все время пропадал, словно призрак. С лица мистера Тифмана не сходила озабоченность. В курительной поговаривали, будто то ли Бурлекер, то ли Джабб проник к нему в каюту и похитил пресловутый третий носок. Гораздо вероятнее, впрочем, что первый или второй помощник капитана предупредил американца о вероятной двухдневной задержке прибытия в Веллингтон. Добродушный толстяк мистер Бутройд прославился тем, что сорвал однажды утром два джекпота подряд в игровом автомате корабельной цирюльни. Любовь к литературе, коктейлям и стремление осесть на Таити не спасли миссис Киндерфилд от романа со смуглым красавчиком мулатом из второго класса. Их видели вдвоем в довольно поздний час в маленьком закутке нижней палубы, разделявшем помещения первого и второго класса. Мало того, этот тип имел наглость явиться в привилегированную курительную. Мистер и миссис Бурлекер закатили как-то в ночи грандиозный семейный скандал после чересчур затянувшихся возлияний в баре — якобы мистера Бурлекера выставили из каюты, и он долго ломился с бранью в запертую дверь. Мистер Как-его-там из Южного Норвуда настолько поднаторел в бросании колец, что дважды обыграл самого капитана. Мисс Сеттл, бойкую старую деву-англичанку, известили из Новой Зеландии радиотелеграммой, что ее племянница родила мальчика. Сток и Роджерс перестали разговаривать друг с другом после ожесточенного спора о сравнительных достоинствах Среднего Запада и Австралии. Дородная богатая американка, всегда отсаживавшаяся в шезлонге от остальных и постоянно чем-то недовольная, пожертвовала десять долларов на призы для боксерского поединка между стюардами. Стюард, обслуживавший капитанский стол, за три раунда не оставил живого места на третьем помощнике. Двое из малозаметных французов оказались молодоженами в свадебном путешествии — транзитом через Таити на какой-то совсем уж дальний тихоокеанский остров, где собирались прожить несколько лет. Пассажиры сошлись во мнении, что заподозрить у этой тощей прыщавой парочки романтическую связь не было никакой возможности. Капитан по очереди приглашал всех к себе в каюту после ужина на кофе с ликером и с торжественным видом зачитывал загадки из новозеландских газетных вырезок. Еще поговаривали, что мистер Дерсли, симпатичный тихий англичанин, и красавица американка мисс Райли гораздо «ближе» друг другу, чем кажется, но степень близости выяснить не удалось.