Джо Дассен - Подарок для Дороти (сборник)

Хотя нас была всего какая-то дюжина, мы выделялись в зале ожидания словно делегация Ротари-клуба. Мами Бонани высадилась с большой помпой, словно политик, совершающий предвыборное турне. На самолете она летела впервые и после раунда беспорядочных объятий и поцелуев поведала нам полное меню своего обеда (весьма воодушевленная тем, что на борту оказалась кухня), а также имена командира, экипажа и почти все географические названия и прочие данные о полете, которые ей сообщали по громкоговорителю.

Мами была женщиной необычайно тучной, но запоминалось отнюдь не это, а скорее впечатление основательности, которое от нее исходило. Своими массивными ногами она крепко стояла на земле, как в прямом, так и в фигуральном смысле. Голова покоилась на могучей шее, которую подпирала пышная грудь, в профиль сливавшаяся с линией столь же выдающегося живота. Но ее лицо при этом было миловидным и тонким, а маленькие, очень живые голубые глаза, несмотря на морщинки в виде гусиных лапок, блестели словно фарфоровые. У нее были густые волосы серого металлического оттенка, которые она убирала в узел на затылке, открывая изящные уши, проколотые золотыми сережками. А широкий, постоянно чуть приоткрытый рот придавал ее лицу выражение неиссякаемой восприимчивости.

Мами намеревалась остановиться у нас, где было гораздо больше места, а не у дяди Эдди, и, уезжая из аэропорта, несмотря на протесты моего отца, захотела сесть на заднее сиденье вместе со своими внучатами и развлекалась чтением рекламы и дорожных указателей: научившись читать, когда ей было уже за сорок, она демонстрировала эту способность всякий раз, как представлялся случай. Джон, Ник и Карно, ехавшие впереди в другой машине, уже поджидали перед домом, чтобы открыть ей дверь. Фамильные черты семейства Бонани стали еще заметнее на их улыбающихся лицах и словно утроились.

Мами торжественно разместили в гостевой комнате — Карно, занимавший ее прежде, был разжалован и переведен на нижний этаж, на резервную койку. Но Мами и не думала распаковывать чемодан, а сразу же взялась за приготовление ужина — не уверен, что это входило в планы моей матери. Мами объяснила это так: «Мать готовит своим детям, чтобы показать, как их любит». Ее материнская любовь, слишком долго не находившая удовлетворения из-за разделявшего их пространства, излилась на стол в виде традиционной итальянской трапезы, загромоздив его дымящимися блюдами и оставив лишь узкую полоску с краю, чтобы было куда приткнуть наши тарелки. Превосходно сваренные спагетти вместо заурядного томатного соуса были приправлены свежими сливками, расплавленным пармезаном и тонкими кусочками сала и ветчины, поджаренными на сковородке. Толстые нежные телячьи эскалопы плавали в тяжелом черном соусе из кьянти и чеснока, всепроникающий дух которого еще долго витал по кухне в последующие дни, а Мами все подливала и подливала его наполненной доверху большой ложкой, пока мы не вылезли из-за стола и, пошатываясь, не удалились в гостиную сделать передышку.

Совершив над собой мощное усилие и сосредоточившись, сыновья вспомнили, что надо как-то затронуть вопрос с Бонани. И почувствовали себя обязанными повторить все доводы, которые уже приводили во время телефонных разговоров, хотя, приехав в Лос-Анджелес, Мами тем самым уже молчаливо согласилась увидеться со своим мужем. Любуясь своими отпрысками, она благожелательно слушала их, время от времени бросая заботливый взгляд на Питера, угрюмо сидевшего в кресле моего отца, откуда он изредка делал выпады, призывая послать подальше Бонани вместе с его махинациями. Питер пользовался большим влиянием на моих дядюшек, но враждебности, которую он питал к своему отцу, не удалось изменить ход дискуссии, которая разворачивалась почти так же, как и по телефону.

Единственным отличием в этом разговоре лицом к лицу в гостиной на самом деле был новый довод, приведенный Эдди. Он был любимчиком Мами, не только как самый младший, но еще и потому, что стал экспертом-бухгалтером, а для нее, несколько лет прожившей в еврейской части Нижнего Ист-Сайда, это было верхом преуспеяния. Эдди был наименее крепким из братьев Бонани, и его хрупкость растрогала бы любую мать, тем более его собственную. Он лишился зубов, когда ему не было еще и пятнадцати, у бесплатного дантиста в центра здоровья имени Питера Стьювесанта, а позже иезуиты снабдили его золотыми протезами, которые стали фокусным центром его физиономии, когда он улыбался. Как и братья, он был скорее похож на Бонани. У него были водянисто-голубые глаза, как у человека с больной щитовидкой, и, возбуждаясь, он так их выпучивал, что веки уходили вверх и почти совсем исчезали. Узкий ястребиный нос выпирал вперед, губы были тонкими и бледными, резцы сверкали. Он убеждал с искренностью миссионера:

— Мама, ты знаешь, я никогда не навязывал религию кому бы то ни было, хотя предполагаю, что в семье только ты да я ходим в церковь чаще, чем на Рождество и Пасху. В любом случае я не собираюсь утверждать, будто дело в этом. Но думаю, что… то есть я подумал, что все-таки можно было бы напомнить: что бы ни произошло между папой и тобой, он отец твоих детей и твой муж в глазах Господа, живешь ты с ним или нет, даже если бы он был презреннейшим созданием на земле. Так вот, я полагаю, что если уж он так хочет, чтобы ты вернулась к нему, то когда будешь думать над этим, может, стоит принять это во внимание.

Эдди облизал губы и огляделся, ища взглядом поддержки, но все братья старались хранить сдержанность, за исключением Питера, которому, казалось, было крайне не по себе.

Мами слушала внимательно, с серьезным видом кивая всему, что он говорил. А когда он закончил, она с гордостью просияла, словно он прочитал наизусть заданное стихотворение, и воскликнула:

— Верно! Очень, очень верно.

Потом бросила суровый взгляд на остальных сыновей, словно они спорили с Эдди. А он, похоже, испытал облегчение, опять оказавшись под ее защитой.

— Ну так в чем проблема? — спросила она вдруг с ободряющей улыбкой. — Хотите, чтобы я повидалась с вашим отцом? Ну так я с ним повидаюсь.

— Никто не требует, чтобы ты с ним встречалась, — запротестовал Ник, но как-то неубедительно.

— Скажем так: если он захочет со мной увидеться, я противиться не буду. Мы ведь в свободной стране. Почему у вас такой обеспокоенный вид? Договорились, что Бонани приедет к обеду в ближайшее воскресенье, и как только решение было принято, у всех словно гора с плеч свалилась. На какое-то время опять всплыли на поверхность старые семейные анекдоты, но то, что Мами участвует в затее своих сыновей охотно и с легким сердцем, вызывало у них скорее смущение, нежели успокоило их, благодушную атмосферу вечера поддерживала исключительно она. А вскоре все отправились спать — с ощущением, что несколько объелись.