Артур Шницлер - Барышня Эльза

Как звучит его голос, совсем иначе, странно.

— И я уже сам нередко думал: жаль, жаль этого гениального человека.

Почему он говорит «жаль»? Не хочет дать денег? Нет, вообще жаль… Отчего не говорит он, наконец, «да»? Или это само собой разумеется? Как он смотрит на меня! Отчего не говорит больше ни слова? Ах, потому что мимо идут эти две венгерки. Теперь он, по крайней мере, опять стоит в приличной позе, убрал ногу со скамьи. Галстук слишком яркий для пожилого человека. Не любовница ли выбирает ему галстуки? Не слишком хорошего тона, «между нами говоря», пишет мама. Тридцать тысяч гульденов! Но ведь я улыбаюсь ему. Зачем я улыбаюсь? О, я малодушна.

— И если бы можно было думать, по крайней мере, моя милая фрейлейн Эльза, что эта сумма действительно выручит его! Но… вы ведь такое умное создание, Эльза, — что составляют эти тридцать тысяч гульденов? Упадут как капля на горячий камень.

Боже милостивый, он не хочет дать денег? Мне нельзя делать такое испуганное лицо. Все стоит на карте. Теперь я должна сказать что-нибудь разумное, и поэнергичнее.

— О нет, господин Дорсдай, на этот раз деньги не были бы каплей, упавшей на горячий камень. Предстоит процесс Эрбесгеймеров, не забывайте этого, господин фон Дорсдай, а он уже и теперь почти что выигран. Вы ведь сами были того же мнения, господин фон Дорсдай. И у папы есть еще другие дела в производстве. И кроме того, я намерена — не смейтесь, господин фон Дорсдай, — поговорить с папой очень серьезно. Он все-таки считается со мною. Я могу сказать, что если кто-нибудь может на него иметь известное влияние, то это я.

— Вы трогательное, вы прелестное создание, фрейлейн Эльза.

Его голос опять звенит. Как противно мне, когда он начинает так звенеть у мужчин. Даже у Фреда.

— Прелестное создание, в самом деле.

Почему он говорит «в самом деле»? Это безвкусно.

— Но как бы мне ни хотелось делить ваш оптимизм, когда телега так увязла…

— Совсем она не так увязла, господин фон Дорсдай. Если бы я не верила в папу, если бы не была вполне убеждена, что эти тридцать тысяч гульденов…

Я не знаю, как продолжать. Не могу же я попрошайничать. Он размышляет. Это ясно. Может быть, он не знает адреса Фиалы? Вздор. Положение становится невозможным. Я сижу, как на скамье подсудимых. Он стоит передо мною, и уставился мне моноклем в лоб, и молчит. Я встану, это лучше всего. Я не позволю ему так обращаться со мною. Пусть покончит с собою папа. Я тоже с собою покончу. Позор эта жизнь! Всего бы лучше броситься вниз головою с той скалы, и всему конец. Поделом было бы вам всем. Я встаю.

— Фрейлейн Эльза…

— Простите, господин фон Дорсдай, что я вас вообще обеспокоила при таких обстоятельствах. Я, конечно, вполне понимаю вашу уклончивость…

Так, кончено, ухожу.

— Подождите, фрейлейн Эльза.

Он сказал «подождите»? Чего мне ждать? Он даст деньги. Да. Наверное. Должен дать. Но я не сажусь. Я продолжаю стоять, словно задержалась только на мгновение. Я немного выше ростом, чем он.

— Вы не дождались моего ответа, Эльза. Однажды мне ведь уже довелось — простите, что я об этом упоминаю в данной связи, Эльза…

Ему не следовало бы так часто говорить «Эльза».

— Мне довелось выручить вашего папашу из затруднения, правда, при помощи еще более… ничтожной суммы, чем эта, и я нимало не льстил себя надеждою получить когда-либо эту сумму обратно, — так что у меня не было бы, в сущности, основания отказать ему в помощи и на этот раз. Особенно же когда ходатаем за него выступает такая молодая девушка, как вы, Эльза…

Куда он гнет? Его голос уже не звенит. Или звенит по-иному? Но как он смотрит на меня! Пусть будет осторожнее!

— Итак, Эльза, я готов: доктор Фиала получит эти тридцать тысяч гульденов послезавтра, в двенадцать часов дня… при одном условии.

Пусть замолчит, пусть замолчит!

— Господин фон Дорсдай, я, я лично ручаюсь, что мой отец возвратит вам эту сумму, лишь только получит гонорар от Эрбесгеймеров. Эрбесгеймеры до сих пор вообще ничего еще не заплатили, ни даже аванса… Мама сама мне пишет.

— Полно, Эльза, никогда не нужно ручаться за другого человека, ни даже за себя самого.

Чего он хочет? Его голос опять звенит. Никто еще так не смотрел на меня. Я догадываюсь, куда он речь ведет. Горе ему!

— Мог ли я еще час тому назад считать возможным, что при таких обстоятельствах мне вообще придет в голову ставить какие-либо условия? А теперь я все же делаю это. Да, Эльза, я всего лишь мужчина, и не моя вина, что вы так прекрасны, Эльза.

Чего он хочет? Чего он хочет?

— Быть может, сегодня или завтра я взмолился бы к вам о том же, о чем и теперь хочу взмолиться, если бы даже вы не попросили у меня одного миллиона… pardon, тридцати тысяч гульденов. Но, конечно, при других обстоятельствах вы едва ли предоставили бы мне возможность говорить с вами так долго с глазу на глаз.

— О, я в самом деле отняла у вас слишком много времени, господин фон Дорсдай.

Это я хорошо сказала. Фред был бы доволен. Что это? Он берет меня за руку? Что взбрело ему на ум.

— Разве вы давно уже не знаете, Эльза…

Пусть выпустит мою руку! Ну, слава Богу, выпустил. Не так близко, не так близко.

— Вы не были бы женщиной, Эльза, если бы этого не заметили. Je vous desir. [10] Я вас желаю (франц.).

Он мог бы это сказать и по-немецки, господин виконт.

— Должен ли я сказать еще что-нибудь?

— Вы сказали уже чересчур много, господин фон Дорсдай.

А я все еще стою на месте. Почему же? Я ухожу, ухожу без поклона.

— Эльза! Эльза!

Вот он опять рядом со мною.

— Простите меня, Эльза. Я ведь тоже только пошутил, так же как вы насчет миллиона. Мои притязания тоже не столь непомерны… как вы опасаетесь, к моему сожалению, так что более умеренное требование будет, пожалуй, для вас приятною неожиданностью. Пожалуйста, остановитесь, Эльза.

Я в самом деле останавливаюсь. Зачем? Вот мы стоим друг против друга. Не следовало ли мне просто ударить его по лицу. Может быть, и теперь не поздно? Два англичанина идут мимо. Теперь подходящий момент. Как раз поэтому. Почему же я этого не делаю? Я малодушна, я надломлена, я унижена. Чего он теперь потребует от меня вместо миллиона? Поцелуя, быть может? Об этом можно бы говорить. Один миллион относится к тридцати тысячам, как… Существуют комичные уравнения.

— Если бы вам когда-нибудь действительно понадобился миллион, Эльза… Я, правда, не богатый человек, но мы бы это обсудили. На этот же раз я хочу быть умерен, как вы. И на этот раз я не хочу ничего другого, Эльза, как… видеть вас.

С ума он, что ли, сошел? Он ведь видит меня… Ах, так вот он это как понимает, вот как?! Отчего не бью я по лицу негодяя! Покраснела я или побледнела? Ты меня голою хочешь видеть? Этого многим бы хотелось. Я красива голая. Отчего не бью я его по лицу? Как оно огромно, это лицо. Подальше от меня, негодяй. Я не желаю чувствовать твое дыхание у себя на щеках. Отчего я просто не ухожу от него? Оковал меня, что ли, его взгляд? Мы смотрим друг другу в глаза, как смертельные враги. Я хотела бы ему сказать: негодяй, но не могу. Или не хочу?