Фрэнсис Фицджеральд - Издержки хорошего воспитания

Гиллеспи: Но зачем вы играете мужчинами?

Розалинда (доверительно наклоняется вперед): Ради самого первого мгновения, когда в нем вспыхивает интерес. Тот самый миг — о, до первого поцелуя лишь слово, произнесенное шепотом, — который стоит всего остального.

Гиллеспи: А потом?

Розалинда: А потом ты заставляешь его выложить все о себе самом. И очень скоро единственным его желанием будет остаться с тобой наедине — он хандрит, ему не нужны ни борьба, ни игра — ты победила!

Входит Доусон Райдер.Ему двадцать два, он красив, несколько холоден, богат, верен себе, да, он зануда, но зато готов к успеху и не сомневается в нем.

Райдер: Надеюсь, что сейчас мой танец, Розалинда.

Розалинда: Конечно, Доусон. Мистер Райдер, это мистер Гиллеспи.

Они пожимают руки, и Гиллеспи уходит в чрезвычайно подавленном настроении.

Райдер: Вечеринка ваша, по всему, складывается удачно.

Розалинда: Правда? Я не замечала. Я устала, вы не откажетесь посидеть здесь?

Райдер: Откажусь? Да я в восторге! Мне противна сама идея суеты в отношениях. Вчера свидание с девушкой, сегодня свидание, завтра — снова.

Розалинда: Доусон!

Райдер: Что?

Розалинда: Интересно, вы уже знаете, что любите меня?

Райдер (остолбенев): Что? Э-э… Ну, скажу я вам, вы меня поражаете.

Розалинда: Потому что я, знаете ли, тот еще подарочек. Любой, кто на мне женится, хлопот не оберется. Я гадкая, ужасно гадкая.

Райдер: Ну, я бы так не сказал.

Розалинда: Да-да! Я такая — особенно с самыми близкими людьми. (Встает.) Идемте. Я передумала и хочу танцевать. Мама, наверное, уже сердится. (Начинают танцевать.) А в Хартфорде танцуют шимми? (Уходят.)

Входят Алек и Сесилия.

Сесилия: Это только с моим счастьем удается в перерыве оказаться рядом с собственным братцем.

Алек (мрачно): Если не хочешь, я могу уйти.

Сесилия: О господи, нет! С кем же я тогда начну следующий танец? (Вздыхает.) Балы поблекли с тех пор, как уехали французские офицеры.

Алек: Я надеюсь, что Эймори не влюбился в Розалинду.

Сесилия: Почему? Я думала, ты этого хотел.

Алек: Хотел. Но как увидел этих девиц, теперь и не знаю. Я ужасно привязан к Эймори. Он так раним, и мне не хотелось бы, чтобы кто-то бездушно разбил ему сердце.

Сесилия: Он очень симпатичный.

Алек: Она за него не выйдет, но девушке и не обязательно выходить за мужчину, чтобы разбить ему сердце.

Сесилия: Как они это делают? Вот бы узнать секрет!

Алек: Зачем, жестокая маленькая киска? Хорошо еще, что Господь наградил тебя курносым носом, а то повезло бы кому-то.

Входит миссис Коннедж.

Миссис Коннедж: Куда, скажите на милость, подевалась Розалинда?

Алек (радостно): Ты правильно выбрала, у кого спросить. Где же ей быть, как не с нами!

Миссис Коннедж: Ее отец выстроил в шеренгу восьмерых холостых миллионеров, чтобы представить ей.

Алек: Теперь пусть сформируют колонну и выполнят марш-бросок по коридорам.

Миссис Коннедж: Я совершенно серьезно — меня не удивит, если она в вечер своего первого выхода в свет окажется в каком-то кабаре с каким-нибудь футболистом. Вы поищите в левом крыле, а я пойду…

Алек (легкомысленно): Не лучше ли послать дворецкого в погреб?

Миссис Коннедж (совершенно серьезно): Уж не думаешь ли ты, что она там спряталась?

Сесилия: Это он так шутит, мама.

Алек: Мама сразу представила, как Розалинда на пару со знаменитым барьеристом вскрывает бочку пива.

Миссис Коннедж: Пойдемте же! Надо немедленно ее найти!

Уходят. Входят Розалиндаи Гиллеспи.

Гиллеспи: Розалинда, один только вопрос. Неужели я вам совершенно безразличен?

Входит Эймори.

Эймори: Этот танец за мной.

Розалинда: Мистер Гиллеспи, это мистер Блейн.

Гиллеспи: Мы уже встречались с мистером Блейном, вы ведь из Дейтона?

Эймори: Да.

Гиллеспи (отчаянно): Я бывал там. Довольно кошмарный городишко.

Эймори (язвительно): Не знаю. Я всегда считал, что лучше быть провинциальной острой подливкой, чем жидким столичным супчиком.

Гиллеспи: Что?

Эймори: О, только без обид.

Гиллеспикланяется и выходит.

Розалинда: Он слишком неотесан.

Эймори: Я однажды был влюблен в такую.

Розалинда: И что?

Эймори: Ах, да просто дура — ничего в ней не было, кроме того, что я сам ей приписал.

Розалинда: И что потом?

Эймори: В конце концов я убедил ее в том, что она умнее меня, а потом она меня… она дала мне от ворот поворот. Сказав, что я не представляю практической пользы.

Розалинда: А что это значит?

Эймори: О! Это значит: вожу машину, но не умею сменить колесо.

Розалинда: И чем же вы собираетесь заниматься?

Эймори: Писать — думаю начать здесь, в Нью-Йорке.

Розалинда: Гринич-Виллидж.

Эймори: Господи боже, я сказал «писать», а не «пить».

Розалинда: Мне нравятся деловые люди. Умные мужчины обычно такие уютно-домашние.

Эймори: Мне кажется, что я вас знаю целую вечность.

Розалинда: Со времен пирамид?

Эймори: Нет, я собирался поселить нас во Франции: я был бы Людовиком Четырнадцатым, а вы — моей… моей… (Изменившимся голосом.) Думаю, мы полюбим друг друга.

Розалинда: Я же предлагала притвориться.

Эймори: Если бы начали притворяться, это было бы слишком.

Розалинда: Почему?

Эймори: Эгоистичные люди в известном смысле обладают невероятной способностью к большой любви.

Розалинда: Притворись.

Запрокидывает голову. Он медленно целует ее в губы.

Эймори: Я не умею говорить нежности. Но ты прекрасна.

Розалинда: Не то.

Эймори: А что тогда?

Розалинда (печально): О, ничего. Стоит мне захотеть чувствительности, настоящих сантиментов, и я их не получаю.

Эймори: Я в жизни только их и встречал, и они мне опротивели до тошноты.

Розалинда: Так трудно бывает найти мужчину под стать нашим артистическим вкусам.

Кто-то открывает дверь, и в комнату врывается вальс. Розалинда встает.

Слышите? Кто-то играет «Поцелуй меня снова».