Гилберт Честертон - Человек, который был четвергом

– Товарищи! – крикнул он так, что все подскочили. – Для этого ли мы собрались? Для того ли мы живем под землей, чтобы все это слышать? Такие речи произносят, поедая пышки на пикнике воскресной школы. Неужели мы выкладываем стены оружием и заграждаем двери смертью, чтобы услышать от товарища Грегори: «Чистота – лучшая красота», «Честность лучше хитрости» и «Добродетель – сама себе награда»? Любое его слово умилило бы священника. (Смех.) Но я не священник (всеобщее внимание) , и я не умиляюсь (радостный ропот) . Человек, который годится в викарии, не станет твердым, бесстрашным, деятельным Четвергом (ропот еще радостней) .

Товарищ Грегори, как бы прося прощения, сообщил нам, что мы не враги обществу. А я скажу вам: нет, мы ему враги, и тем хуже для общества. Мы – враги общества, ибо общество – враг человечества, древний и беспощадный враг (всеобщее одобрение) . Товарищ Грегори все так же виновато сообщил нам, что мы не убийцы. С этим я согласен. Мы не убийцы, мы палачи (громкие аплодисменты) .

С той минуты как Сайм поднялся, Грегори упорно, изумленно, бессмысленно смотрел на него. Когда он на секунду замолчал, побелевшие губы произнесли с безжизненной отчетливостью:

– Проклятый лицемер!

Бледно-голубые глаза смело встретили страшный взгляд анархиста, и Сайм сказал:

– Товарищ Грегори обвиняет меня в лицемерии– Он знает не хуже меня, что я верен своим обязательствам и исполняю свой долг. Я не шучу и шутить не намерен. Я утверждаю, что при всех своих достоинствах товарищ Грегори не может стать Четвергом. Он не может стать Четвергом из-за своих достоинств. Мы не хотим, чтобы в Совет Анархии проникло слюнявое милосердие (всеобщее одобрение) . Нам некогда льстить, как льстят на собраниях, некогда и скромничать. Я отвожу кандидатуру товарища Грегори так же бесстрастно, как бесстрастно сверг бы все правительства Европы. Истинный анархист, всецело предавшийся анархии, не ведает ни смирения, ни гордыни (аплодисменты) . Я не человек, я – дело (бурные аплодисменты) . Я возражаю против товарища Грегори так же объективно и спокойно, как взял бы со стены тот, а не иной револьвер. Чтобы беззубые идеи не проникли в Высший Совет, я предложу другую кандидатуру – самого себя.

Слова эти утонули в грохоте рукоплесканий. Лица анархистов становились все свирепей по мере того, как речь становилась все непримиримей. Теперь их исказили довольные ухмылки, кто-то даже кричал от радости. В тот миг, когда Сайм выставил свою кандидатуру, волнение и восторг вышли за все пределы; и в тот же миг Грегори вскочил, пытаясь перекричать шум.

– Остановитесь, несчастные безумцы! – возопил он. – Остановитесь…

Но и крики его, и гул оваций перекрыл такой же громкий, неумолимый голос Сайма:

– Я вступаю в Совет не для того, чтобы опровергнуть нашу грозную славу. Я вступаю в него, чтобы ее заслужить (громкие крики одобрения) . Священник именует нас врагами веры, судья – врагами закона, жирный член парламента – врагами порядка. А я отвечу им: «Вы незаконные властители, но истинные пророки. Я пришел уничтожить вас и пророчество выполню».

Тяжкий шум постепенно стихал. Но прежде чем он затих, взъерошенный Уизерспун вскочил и произнес:

– Предлагаю поправку, кандидатуру товарища Сайма.

– Стойте! Стойте! – крикнул Грегори, дико размахивая руками. – Это…

Холодный голос председателя прервал его:

– Кто поддерживает поправку?

В заднем ряду медленно поднялся высокий человек с печальными глазами и редкой, как у китайца, бородой, которую носят в Америке. Грегори все кричал; но вдруг сменил тон, и голос его стал страшнее крика.

– Довольно, – сказал он. – Этого человека выбрать нельзя. Он…

– Да, – спросил Сайм, не двигаясь с места. – Кто же я такой?

Грегори дважды открыл и дважды закрыл рот; его помертвевшее лицо стало багровым.

– Он – новичок в нашей работе, – проговорил анархист и рухнул на свое место.

Но еще раньше длинный человек из заднего ряда снова встал и произнес высоким заунывным голосом, каким говорят в Америке:

– Поддерживаю поправку товарища Уизерспуна.

– Как обычно, сперва голосуем поправку, – быстро сказал мистер Баттонс, председатель. – Итак, товарищ Сайм…

Грегори снова вскочил на нога.

– Товарищи! – задыхаясь крикнул он. – Я не сошел сума.

– Неужели? – вставил Уизерспун.

– Я не сошел с ума, – повторил Грегори, и страшная его искренность на миг потрясла собравшихся, – но я дам вам совет, который вы можете назвать безумным. Нет, не совет, ведь я не вправе его объяснить. Не совет, приказ. Выполните его. Смейтесь над ним, но исполните. Ударьте меня, но выслушайте! Убейте, но послушайте! Не избирайте этого человека.

Истина так грозна даже в оковах, что непрочная и дикая победа Сайма пошатнулась, как тростник. Но вы не догадались бы об этом по его холодным голубым глазам.

– Товарищ Грегори приказывает… – произнес он.

Это развеяло чары.

– Кто вы такой? – громко спросил у Грегори один из анархистов. – Вы не Воскресенье. А другой еще грознее прибавил:

– Даже и не Четверг.

– Товарищи! – крикнул Грегори истошно, словно мученик, вставший превыше муки. – Возненавидьте меня как тирана и презирайте как раба. Мне все равно. Если вы не принимаете моих приказов, примите мою мольбу. Хотите, я встану на колени? Я умоляю, я прошу, я заклинаю вас – не избирайте его!

– Товарищ Грегори, – произнес председатель после неловкой паузы, – все-таки не совсем прилично…

Впервые за этот вечер наступила тишина. Бледный, измученный Грегори снова рухнул на место, а председатель повторил, словно заведенный:

– Итак, ставим на голосование кандидатуру товарища Сайма.

Собрание зарокотало, как море; руки поднялись, и через три минуты Гэбриел Сайм, агент тайной сыскной полиции, был избран на пост Четверга в Центральном Совете анархистов.

Вероятно, каждый почувствовал, что на реке поджидает катер, а трость со шпагой и револьвер лежат на столе. Как только голосование закончилось и пути назад уже не было, Сайм получил мандат, а все вскочили и, пылко беседуя, собрались в небольшие кучки. Сайм очутился рядом с Грегори, с тяжкой злобой глядевшим на него. Оба долго молчали.

– Вы истинный дьявол, – сказал наконец анархист.

– А вы – истинный джентльмен, – серьезно ответил сыщик.

– Это вы меня поймали, – продолжал Грегори, сильно дрожа, – втянули меня…

– Не говорите глупостей, – резко прервал его Сайм. – Если уж на то пошло, это вы меня втянули в какой-то чертов парламент. Вы первый взяли с меня слово. Должно быть, оба мы поступаем по совести, но взгляды наши так различны, что договориться мы не можем. Общего у нас только честь да смерть… – И, накинув длинный плащ, он взял со стола флягу.