Генрих Манн - Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы

— Он травил и унижал меня, а теперь я буду травить его, пока не прикончу. Он хотел моей смерти, а теперь сам умрет, — и схватился за сердце.

Лисси попыталась рассмеяться.

— Какая же тебе с того выгода, толстячок! Не будь смешон! — И она вызывающе закружилась перед ним.

Он ответил ей прямо, без обиняков:

— С вами, фрейлейн, я сначала сблизился, только чтобы добраться до него. Но вскоре придет и ваш черед. — И он схватил ее, вернее, подхватил, так как она почти упала в его объятия, отчасти из страха, отчасти потому, что ее привлекал исходивший от него ужас. Такого мужчины у нее еще не было! Она клялась себе, что никогда не уступит ему, ни за что. Правда, она уже принимала от него такие ценные подарки, что это походило на аванс. Удастся ли ей еще выкарабкаться? Хоть бы Герд призвал ее к ответу! Это рассеяло бы чары. Но он гонялся за призраками.

Стэрни вызвал его к себе.

— Раков, — сказал он напрямик, — вы должны забраться в чужой дом.

Хладнокровно наблюдал он, как возмутилась и напыжилась жертва.

— Если вы слишком благородны для этого, дело ваше. Разумеется, я привлеку вас за растрату. Вы надули меня, выманив большой задаток.

Он позволил своей жертве, которая была на голову выше его ростом, еще немного побарахтаться; и вот она уже сдалась. Герд Гёц хотел знать, что и как.

— Кто-то опередил нас, — объяснил Стэрни. — Капиталист, хорошо заплативший. Это дельце может нам улыбнуться, если мы не… — И он сделал выразительный жест рукой.

— Ничего не попишешь, — прохрипел Герд Гёц, от жадности у него перехватило горло.

Тогда Стэрни показал ему фотографию виллы.

— Это в Хундекеле. Особняк. Забраться ничего не стоит. То, что вы ищете, спрятано в спальне. Этой ночью никого не будет дома.

Он объяснил еще, где будет ждать машина, она понадобится Герду Гёцу.

— В спальне, — были его последние слова. Он отвратительно хихикнул; Герду Гёцу надо бы насторожиться. Но дверь уже захлопнулась.

Машина действительно ждала. Шофер стоял отвернувшись; когда Герд Гёц подошел, он исчез. Герд Гёц поехал один и остановился на углу. Дом и в самом деле там, все сходится. В окнах темно. Герд Гёц вышел, громко позвонил у ворот и быстро вернулся назад — в машину. Подождал двадцать минут по часам, не случится ли что. Люди могли испугаться и выйти не сразу. Одно окно в первом этаже было открыто; в комнату падал лунный свет. Не шевелится ли там кто-нибудь? Аллея совершенно пустынна и достаточно широка, перед домом густо разросшиеся деревья. Но в доме напротив еще светло. Теплая ночь сильно пахнет акацией — как бы ее аромат не поднял кого-нибудь с постели. Герд Гёц соображал быстро и решительно, как перед ночной атакой. Серьезных препятствий не было. Самое опасное — лунный свет.

Садовую калитку он успел взломать под прикрытием тени. Но весь фасад постепенно осветился яркой луной, и вместо того, чтобы, держась в тени, вскарабкаться вверх, он одним махом взлетел на террасу. Точно рассчитанным движением вскочил в открытое окно. Глядя со стороны, можно было подумать, что человек возвращается к себе домой, так ловко и уверенно он это проделал… Комната, куда он попал, была, как нарочно, спальней. Яркий свет луны словно вырвал из темноты широкую кровать. С другой стороны… ого! Оружие к бою — враг! Кто-то у стены, в четкой рамке лунного света. Это могла быть и картина. Безжизненная фигура, руки раскинуты по стене, голова опущена. Он сделал шаг вперед.

— Лисси!

Нога его наткнулась на что-то в темноте. Что здесь лежит? Рывком перевернул тело:

— Стэрни!

Герд Гёц разжал пальцы, словно схватил кусок раскаленного железа, и тот грохнулся на ковер; Герд Гёц и Лисси уставились друг на друга, как слепые. Он нагнулся к Стэрни.

— Готов, — сказал он коротко.

И бросился к Лисси. Она вытянула вперед руки.

— Пощади меня! Я тебе все расскажу!

Дом принадлежит ей. Стэрни записал его на ее имя со всем имуществом; деньги тоже. Она отделывалась только обещаниями.

— Клянусь жизнью!

Она знала, что между ними ничего не будет.

— И действительно — ничего, — добавила она, указывая на мертвеца.

Однако страх ее был напрасен. Герда Гёца заботило другое.

— Он приказал мне забраться в твой дом? Разве радий у тебя?

Вначале Лисси ничего не поняла. Но вспомнила.

— Радий — ловушка; он хотел погубить тебя. — Она вскрикнула: — Теперь все ясно. Потому-то ему и не сиделось. Он все бегал по комнате сам не свой и не давал зажечь свет. Он ждал тебя, Герд Гёц, хотел подстеречь, когда ты вломишься в дом.

Лисси нагнулась, вытащила из-под мертвого какой-то предмет, прошептала:

— Его револьвер. Он бы тебя застрелил.

Она воспользовалась потрясением Герда Гёца, чтобы обнять его.

— Зато он сам теперь мертв. Умер своей смертью. Он был твой злейший враг, Герд Гёц… Хорошо я все устроила? — спросила она, вся обольщение. — Теперь мы наконец богаты и счастливы.

В глубине души она дрожала, боясь возражений, которые он привел бы в свое время против такого счастья и богатства. Но не услышала ничего. Тогда она сказала мягко, но требовательно.

— Убери его!

Он не заставил себя просить; это было средством выйти из гнетущей ситуации, проявив мужскую распорядительность.

— Я попросту посажу его в машину. Чудесная ночь. Прогулка. Разрыв сердца.

Так он и сделал; и возвращающегося втянули в дверь две нежных женских руки. В лунном свете, обнявшись, Герд Гёц и Лисси поднимались по лестнице к своему свадебному ложу!

Человек мчался по городу. Его визитка, насквозь промокшая, вздыбилась от бега задубелыми фалдами, и дождь барабанил по ней. Шляпа свалилась, но портфель он сжимал крепко. Ноги его взлетали, как крылья, и он, словно желая взлететь еще выше, время от времени взмахивал руками вместе с портфелем, отрывисто вскрикивал, чтобы подхлестнуть себя и заглушить невыносимую боль. Мчался очертя голову, не разбирая дороги, уже ничего не видя и не замечая в своем ослеплении.

А вокруг вздымались огненные смерчи, небо было багровым и черным, и порой в это небо острыми когтями впивался дьявольский свист. День ли то был или вечер — неизвестно, ибо небо давно уже полыхало. На пустынную мостовую лил черный от копоти дождь. И, видя, как одинокий бегун шлепает по лужам, неудержимо несется вперед, ударяется, падает, трусливый мелкий буржуа спешил нырнуть в свою нору. Город сплошь состоял из одноэтажных домишек — а за ними, над непроходимым лабиринтом угольных шахт, высились чудовищно огромные, извергающие пламя заводы. Все были сейчас в цехах и в шахтах.

Одержимый в визитке мчался уже над огненной скверной реки. Туда, в здание, что на том берегу! Большое здание из стекла и металла, с крыши которого тянутся пятьсот проводов! Для бегущего оно — как вожделенный глоток воды, язык у него вывалился, глаза — будто он вот-вот узрит бога. Рывок из последних сил, финишный спурт — с предсмертным хрипом, с кровью на губах. Ворвался, теперь вверх по лестницам, отчаянные усилия вместо зова о помощи, так и не прозвучавшего.