Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.

С этими словами она налила вина в чашу из раковины и подала юноше. Он взял чашу и со вздохом проговорил:

— Была бы моя воля — я исполнил бы все шесть свадебных обрядов, но этого делать нельзя. Разве не обидно, что я женюсь как собака в логове. Чхунхян, давай выпьем это вино как свадебное!

Он налил чашу и поднял ее.

— Слушай меня! Первая чарка — заздравная! Вторая — свадебная. Пусть именно в этом вине будет основа нашего счастья! Говорят, что встреча Шуня с Эхуан и Нюйин [88] Эхуан и Нюйин. — См. примеч. 43. имела великое значение, а нашу с тобой судьбу лунный старец [89] Лунный старец — божество, пребывающее на луне и покровительствующее вступающим в брак; символически Лунный старец связывает жениха и невесту красной тесьмой (нитью). связал союзом на все три жизни [90] Три жизни. — По буддийскому вероучению, человек живет три жизни — прошедшую (до рождения), нынешнюю (после рождения), будущую (после смерти и перерождения). . Пусть сто тысяч лет пройдут — судьба наша не переменится. Внуки будут процветать из поколения в поколение, они получат высокие посты сановников Государственного совета, министров шести палат [91] Министры шести палат. — В старой Корее было шесть основных ведомств («министерств») — Чинов, Податей, Ритуала, Военное, Уголовных дел, Казенных работ. , а правнуки и праправнуки будут играть у наших коленей. Пройдет сто лет, и мы с тобой, лежа друг против друга, умрем сразу, в один день и один час. Тогда наша судьба станет самой счастливой в Поднебесье! — и он выпил чашу вина.

— Сандан, налей вина и подай своей хозяйке! Теща, это вино радости, выпейте чашку!

Мать Чхунхян, взяв вино, сказала с печалью и радостью:

— Сегодня я на сто лет отдаю вам радости и печали своей дочери. Зачем бы мне грустить? Но вспомню, как ее воспитывала без отца, как росла она сиротой, подумаю с грустью о супруге и затоскую, сердце заноет.

— Не надо вспоминать прошлое, — проговорил юноша, — выпейте лучше вина!

Мать Чхунхян выпила три чарки. После этого юноша кликнул слугу и велел ему забрать стол.

— Закуси! И мой слуга пусть поест.

Слуги вынесли столик, все съели, а потом они закрыли главные и средние ворота.

Мать Чхунхян, позвав Сандан, велела приготовить постель. Все спальные вещи были расшиты утками-неразлучницами, подушка как орешек, а ночной горшок сверкает рассветной звездой. Все готово, чтобы лечь в постель.

— Спокойно отдыхать вам, господин, — пожелала мать Чхунхян. — Пойдем, Сандан, сегодня будешь у меня спать. — И они вдвоем ушли.

Чхунхян и юноша, оставшись вдвоем, сидели друг против друга. Что же теперь должно случиться? Вот юноша взмахнул руками, словно журавль, танцующий в лучах заходящего солнца на самой высокой вершине горы Самгак, и взял нежные, нефритовые ручки Чхунхян, сложенные на коленях. Изящным движением он поднял подол ее платья и в нетерпении обнял ее тонкий стан.

— Сними юбку!

Для Чхунхян все это было в первый раз. Она смутилась и, опустив голову, отодвинулась от него — качнулась в сторону, будто розовый лотос среди густой зелени чуть склонился от нежного ветерка. Юноша стал снимать с нее юбку, потом нижнее платье, а она, ошеломленная, извивалась, как зеленый дракон Восточного моря.

— Не надо! Оставьте! Не надо!

— Ну, давай... Не надо говорить!

Они возились друг с другом, пока Чхунхян вдруг не запуталась в тесемках от платья, которое валялось под ногами, и оба тут же упали, растянувшись на полу, так и не разняв руки. Чхунхян, раздетая, была белее и прекраснее нефрита с горы Цзиньшань, и юноша отпустил ее, чтобы вдоволь полюбоваться.

— Ох, от нее просто с ума сойдешь!

Чхунхян ускользнула было от него среди брошенного платья, но юноша быстро настиг ее, сорвал рубашку и бросил на кучу одежды в углу. И вот оба лежат, прижавшись друг к другу. Как они?.. Тела их сливаются в таком самозабвенном порыве, что подпрыгивает даже тяжелое стеганое одеяло и в такт звенит латунная ночная посуда, дребезжит крючок на двери и трепещет пламя свечи. Разве бывают наслаждения большие, чем это?

Шли дни. Молодые перестали стесняться друг друга, веселились, шутили, и сама собой сложилась песня о любви. Вот как они радовались счастью!