Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.

Итак, герои корейской повести — гонимые в традиционном обществе, но их злоключения кончаются благополучно либо потому, что сами персонажи обладают высокими внутренними достоинствами, являются «социальным образцом», или благодаря собственной активности и практицизму.

Для культурной жизни Кореи XVIII—XIX веков была характерна мысль о том, что благородство человека не определяется его социальным положением. В это время особенно активно провозглашались индивидуализм и практицизм — идеи «естественного человека», занятого полезной деятельностью, как основы общественного благоденствия. Наиболее ярким явлением эпохи было движение «сирхак» — сторонников практических знаний, которое развивалось в среде критически настроенных представителей образованного сословия. Эти сторонники преобразований критиковали традиционную систему обучения, построенного на изучении китайских классических сочинений, пропагандировали практические знания, а также обсуждали проблему ценности личности, независимо от ее положения в обществе. Не случаен в это время интерес к судьбе человека, его частной жизни и взаимоотношениям с другими людьми. Поэтому XVIII—XIX века отмечены расцветом повествовательных жанров — романа и повести. Именно проза давала возможность описать сложные перипетии судьбы героя, рассказать о его переживаниях, а вместе с тем в художественной форме преподнести читателю идеи сторонников движения «сирхак» о соответствии внутренних качеств человека его месту в обществе, дать критику бесполезной учености и нерадивых чиновников, властвующих в стране, а также привести положительный пример активной личности, которая разумно правит народом.

При знакомстве с произведениями корейской литературы можно заметить, что в них постоянно встречаются имена китайских героев, намеки на события, описанные в китайской литературе, цитаты из древней поэзии и прозы. Эта особенность художественного языка повестей связана с корейскими представлениями о литературных ценностях, которые образованный кореец того времени видел не в родной литературе, а искал их в сфере «китайской классики». В число образцов, составляющих мир литературных ценностей, для корейского писателя и читателя входили китайские романы, новеллы, стихи, философские и исторические трактаты. Образованный кореец был хорошо начитан в китайской классике, без таких знаний было немыслимо сдать государственные экзамены и сделать карьеру чиновника, поэтому он легко ориентировался в ней и получал эстетическое удовольствие, узнавая в тексте то или иное название, эпизод, имя. Использование «китаизмов» в корейских произведениях стало традицией, которой следовали поэты и прозаики на протяжении всей истории традиционной литературы. Традицией был выделен определенный набор имен, эпизодов, устойчивых выражений, которые в поэтическом языке корейских произведений играли роль символов — знаков определенных ситуаций, человеческих характеров и поступков. Подобный набор обычно переходил из произведения в произведение и был хорошо известен читателю. Упоминание имени или короткая цитата вызывали целую серию ассоциаций — с самим китайским сочинением, его автором, кругом определенных произведений, наконец, с эпохой «образцовой литературы». Использование такого рода намеков делало текст гораздо более емким. Надо сказать, что все эти китайские символы с легкостью расшифровывал образованный человек, читатель же из простого народа, которому и была адресована повесть, был в основном «неграмотным по-китайски». Поэтому изречения и стихи на китайском языке, обильно цитированные в повестях, по-видимому, не всегда были понятны. Однако написанное на китайском языке считалось красивым, потому что было выражено на языке, который считался «образцовым», и рассматривалось как «высокое», «истинно ценное», в противоположность корейскому — «повседневному», «обыденному».

Повесть, наиболее популярная среди низов общества, возглавила распространение литературы в народе. Из всей традиционной прозы, пожалуй, только повесть излагала на родном языке в занимательной форме идеи социальной гармонии, представления о том, что благодаря «правильному» поведению и «высокой внутренней природе» человек может в конце концов «подняться наверх», как бы он ни был унижен сейчас. Она рассказывала и о свободной личности, которая обретает счастье привольной жизни в единении с природой.

Конечно, повесть привлекала читателя не только потому, что в ней обсуждались волновавшие его проблемы. Ее популярность обеспечивали и увлекательные сюжеты, описания приключений, когда попадал герой в острые ситуации, грозящие гибелью. Немалое место в повести отводится и внутреннему миру персонажей, который раскрывается в эмоциональных монологах. Читатель сострадал горю Чхунхян, покинутой любимым, и несчастной доле Сим Чхон. Корейская повесть не отказывается и весело посмеяться над провинциальными властями, как, например, в сцене появления ревизора и панического бегства чиновников в «Верной Чхунхян». В «Истории фазана» и «Приключениях зайца» все диалоги построены на комическом переосмыслении и снижении тех понятий, которые в средневековом мире почитались как высокие духовные ценности.

Вот поэтому в Корее никогда не угасал интерес к повестям. В XX веке их издают уже типографским способом, большими тиражами в виде тонких книжек с яркими лубочными картинками. Лучшие писатели использовали старые известные сюжеты для своих произведений, а в современной Корее классические повести публикуют с комментариями и предисловиями для широкого круга читателей и адаптируют для детей. На сюжеты этих произведений создают сценарии кинофильмов и даже детские «мультики».

А. Троцевич

Случилось это в царствование великого Сукчжона [1] Сукчжон (1675—1720) — ван (монарх) корейской династии Ли. . Государь был славен благими деяниями, а внукам и правнукам его не было числа. Мир и покой разливались по стране, как в правление древних императоров Яо и Шуня [2] Яо и Шунь — легендарные императоры древнего Китая (III тысячелетие до н. э.); правление их считается образцовым — эпохой мира и процветания. , а нравы были столь же высокими, как при Юэ [3] Юй — легендарный китайский правитель периода Ся (XXI—XVI вв. до н. э.). и Тане [4] Тан — правитель династий Шан-Инь (XVIII—XII вв. до н. э.). , древних правителях Китая. Подданные государя были опорою страны, а храбрые воины — «драконово и тигрово войско» — ее верной защитой. Благотворное влияние двора преображало самые глухие уголки страны, к тому же на дальних и ближних жителей Поднебесья простиралось могущество державы, расположенной среди четырех морей. Двор государя был полон верными престолу подданными, а каждый дом — почтительными сыновьями и прекрасными добродетельными женами. Ветры и дожди случались в свое время, народ жил в мире и покое, повсюду, как говорится, распевали песни, играя в жан [5] Жан — древняя китайская игра, похожая на игру в свайки. .