Джон Апдайк - Иствикские вдовы

Но прежде чем сесть в самолет до Луксора, где им предстояло взойти на свое туристское судно под названием «Гор», нужно было согласно расписанию провести еще один день в гнетущем огромном хиреющем Каире. Автобус доставил их через запруженные улицы к кишащей людьми площадке перед гигантским музеем фараоновых древностей. Стиснутая со всех сторон, их группа послушно прошаркала через металлоискатель и далее, зал за залом, — мимо колоссальных порталов, фризов, саркофагов. Фараоны, широколицые, с оголенными плечами, с высокими скулами и злобноватыми улыбками, были воплощены на века в граните, кое-где испещренном розовыми и серыми пятнами, кое-где чисто черном, добытом из карьера, перенесенном в другое место, выдолбленном и старательно отполированном людьми, чьи глаза, руки и даже кости давным-давно изошли паром в котле времени.

Мрачная тяжеловесность смерти заставила замолчать эфирный миг жизни, моливший: еще, еще… На первом этаже были самые высокие потолки и самые большие статуи. Гигантский Рамзес II — колосс с руками, застывшими вдоль тела, — стоял возле входа, устремив взгляд к окоченелому небу собственной божественности. В другом месте — широкобедрый длиннолицый Эхнатон, в эффектном, но отталкивающе андрогинном образе которого навечно запечатлено временное отклонение от суетливой процессии фараонов, династий и богов — в сторону монотеизма и поклонения солнцу. Его широкие бедра, вялые толстые губы и отсутствие мужских гениталий заставили Александру задуматься о полах — о грандиозном, исступленном обмене генами, который, как теперь известно, происходит даже в мире бактерий. Глубочайший сладостный секрет Природы, для нее он теперь — лишь тускло мерцающее воспоминание. Этажом выше, отделившись от группы, она предалась искушению сродни посещению деревенского ярмарочного паноптикума — отправилась в строго охраняемый зал мумий. Таблички на английском и арабском языках призывали соблюдать уважение к мертвым. Маленькие коричневые высохшие тела с мышцами рук и лиц, застигнутыми в момент последнего сокращения, были спеленаты, как младенцы, наружу торчали лишь крохотные ноги, жилистые, как вяленое мясо, и темные, как обугленные головешки. Взгляд Александры упал на табличку возле одной, особенно сморщенной и жалкой мумии с сердито поджатыми губами и черепом, запрокинутым, как у вглядывающегося в небо звездочета. Табличка гласила: «Рамзес II». Гигантская статуя внизу. Тот же человек. Богочеловек, который не смог спасти себя. Наглядное свидетельство того, что бездны Истории так же тошнотворно круты, как и бездны Природы.

На верхнем этаже музея туристы с уставшими ногами и глазами во главе со своим полуразборчиво тараторящим, чуть прихрамывающим гидом предстали перед сокровищами фараона-подростка Тутанхамона, чья гробница — случай уникальный для Долины царей — избежала разграбления и оставалась нетронутой вплоть до новейших времен. Эбеновые статуи в человеческий рост сторожили царскую погребальную камеру, в которой находились царское опахало из страусиных перьев, игровые столики, охотничье снаряжение, бумеранги, дубинки, щит, декоративные мотыги, корзины и разные амулеты — вещи, призванные обеспечить мальчика, так рано умершего, всем необходимым в его загробной жизни.

— Разве не мерзость эта дубина? — произнесла возникшая рядом с Александрой Джейн.

— В те времена считалось, что их необходимо иметь, — прошептала Александра.

Хромоногий гид объяснял сдавленным высоким голосом по-английски:

— Бесценные сокровища Тутанхамона, погребенные вместе с ним, были обнаружены англичанином Говардом Картером в 1922 году. Он нашел их в беспорядочном состоянии, как будто то ли грабителей спугнули, то ли жрецы исполняли свои обязанности в неподобающей спешке.

Множество последовательно расположенных залов со спертым воздухом были забиты принадлежностями фараона Тута: эбеновыми статуями, простыми и позолоченными; различными тронами и табуретами прекрасных форм, включая знаменитый золотой трон; алебастровыми вазами; моделями кораблей с мумифицированными запасами продовольствия и магическими эмблемами; были там и всевозможные кровати, в том числе складная походная кровать и две большие, использовавшиеся для бальзамирования, за процессом которого надзирали лепные головы богини-коровы Хатор и богини-гиппопотама Таварет. В одном из залов с высоким потолком американки задержались возле алебастровой канопы [12] Высокий сосуд, в который клали внутренности покойного, вынутые при бальзамировании. с четырьмя углублениями, в которых хранились забальзамированные внутренности мальчика-царя: в пыльных ячейках лежали крошащиеся ткани.

Онемевшие туристы разглядывали реалистически вылепленную на деревянном каркасе поясную скульптуру Тутанхамона и «ложе Осириса» в форме фараонова тела, в свое время заполненное землей, уложенной на льняное полотно, засеянной семенами и политой, чтобы семена могли взойти в его могиле, символизируя возрождение. В следующих залах хранились фараонов саркофаг из литого золота, знаменитая великолепная маска, закрывавшая лицо мумии, скарабеи и пряжки из красного золота, серьги, кольца и вторгшийся из другого, более жестокого будущего мира нож с железным лезвием. В последних помещениях были представлены призванные наставлять мертвого царя на загробном пути магические заклинания из «Книги мертвых» и нарисованные фигуры разных богов, которых ему предстояло встретить в Подземном царстве. Как призраки, взирающие на собственные трупы, две женщины рассматривали обломки магический системы, сколь изощренной, столь и бесполезной.

— Они верили, — объяснял гид, голос которого становился все более тонким и раздраженным, — что в каждом человеке живут пять сущностей: твое имя, твоя ка, твоя ба, твое сердце и твоя тень. При входе во врата загробной жизни твое сердце взвешивают, положив на другую чашу весов перо — перо истины и справедливости. Если чаши не сохраняют равновесия, сердце достается Пожирателю, полугиппопотаму-полукрокодилу.

— Как ты, куколка? — заботливо спросила Александра. Предыдущей ночью храп Джейн был не таким ужасным — теперь он напоминал не столько череду вонзающихся в мозг и приводящих в бешенство крюков, сколько ровный скрежещущий шумовой фон, а Александра была настолько вымотана, что нервное напряжение путешествия отпускало ее, постепенно уступая место привычке и терпимости, и она смирилась с этой шумовой подкладкой тишины, убедив себя, что здесь по крайней мере ее не тревожат, как в Канаде, непонятные звуки и красные сигнальные огоньки. В Египте, похоже, сигнальных огней не было.