Марк Галлай - Полоса точного приземления

В тот же день Литвинов вместе с Белосельским и Федько, так же столкнувшимися с новой формой предполетного приема самолета от технического состава, отправились к начальнику базы, как сказал Белосельский, «с вербальной нотой».

Начальник базы при виде столь представительной делегации быстро сообразил, чему, как говорится, обязан. Тем более что Литвинов держал в руках чистый бланк «Листка готовности», как официально назывался спорный документ.

- Для чего эта штука нужна? - спросили летчики.

- Ну, для порядка… Значит, так… Совершенствование документации… И чтобы в случае чего ответственность… - Начальник базы был явно захвачен врасплох.

- Брось, Мартыныч, не крути! - решительно сказал Федько. - От ответственности летчик, если и захочет, отвертеться не сможет. Его ответственность прямая. Головой… А вот насчет «в случае чего», так такой случай скорей и приключится, если летчика перед полетом всякой ерундой загружать… Чтоб в кабину уже взмыленный садился… Кабинетное изобретение этот твой «Листок готовности», вот что!.. И бюрократизм!

- А как же иначе? - попробовал отшутиться начальник базы. - Где мы с вами служим? В конструкторском бюро. А раз в бюро, значит, мы и есть - кто? - бюрократы. Как математики говорят, по определению.

- Ох, Мартыныч! Я вижу, ты, оказывается, волюнтарист! - не без удовольствия ввернул только-только вошедшее в моду словцо Белосельский, - Ну, а если без смеха?

- Если без смеха, то бумага в нашем деле сейчас нужна. Нужнее, чем раньше. Расширяемся очень. Много нового народу приходит. Очень разного… Вот, когда мы с тобой, Петр Алексаныч, - обратился начальник к Белосельскому, - в авиацию пришли, эти сопляки, Марат и Степа, тогда еще без штанов ходили, на кого в то время расчет был? На летчиков «божьей милостью»! На механика «золотые руки»! В общем, на личность, на талант. Персонально. А сейчас авиация огромная. Требует управления, организации, системы. В военной авиации это давно поняли - еще с Алксниса пошло. Жизнь заставила. А сейчас, значит так, и до нас докатилось. По тем же причинам… Так что в принципе направление верное.

- Военная авиация! О военной авиации не говори, там.из бумажки фетиша не делали… - заметил Литвинов. - На войне основой основ был устный приказ. Война бюрократизма не терпела… А ты говоришь: верное направление!.. По нему, хоть сто раз верному, тоже идти лучше, извини меня, с умом… Да и просто, если хочешь, незаконно это - навешивать на людей ответственность за то, чего они фактически проверить не могут.

- Законно… Незаконно… Тебе бы, Марат, я вижу, не испытателем, а юристом быть, - поморщился начбазы.

- Ты не первый. Мать как раз этого хотела. Очень перед адвокатами благоговела. Все речи их дома пересказывала. Так что я ее надежд не оправдал… Ну ладно, вернемся к этому твоему листку - как его? - готовности. Ты согласен, что летчика перед полетом надо сколько можно разгружать, а не загружать?

- Вот с этим готов согласиться, - капитулировал наконец начальник.

- Ну вот и хорошо. Значит, Глеб Мартынович, можно сказать летчикам, чтоб эту ксиву не подписывали?

- Нет, пожалуйста, пока никому ничего не говорите.

- Но почему же? Ведь ты только что согласился - не на пользу эта бумага!

- Да, похоже, так. Но нельзя решение, даже неудачное, этак сразу, сломя голову, бросаться отменять.

- Если неудачное, то чем скорее, тем лучше.

- А вот и не всегда. Еще Наполеон говорил: Ordre et contre-ordre - d #233;sordre! По-французски вы как? Не очень? Напрасно, красивый язык. Так вот, это означает по смыслу: приказывать и тут же отменять приказ - беспорядок разводить. Вам нравятся начальники, про которых говорят: кто у него из кабинета последним вышел, тот там начальнику свое мнение и оставил? Не нравятся? То-то… Всякую ошибку устранять приходится аккуратно! Чтобы не получилось: лекарство опаснее болезни… Вот хотя бы этот листок. Его мне люди подготовили. Работники… Кто именно? Ну, это не существенно.

- Я, кажется, догадываюсь, с чьей подачи, - сказал Федько. - Это…

- Догадывайся, Степа, на здоровье. Не смею препятствовать… Но, кто бы это ни был, мы с ним советовались, обсуждали, словом, действовали коллегиально. И если я единолично, через голову тех, с кем вместе приказы готовлю, просто так отменять буду, они через месяц откажутся со мной работать. Скажут: мы пришли с проектом - он согласился, пришли летчики против проекта - он снова согласился. Флюгер какой-то… Но не беспокойтесь, я же сказал, отменим, - подвел итог собеседования Кречетов.

После выхода высокой делегации из начальственного кабинета мнения ее членов разделились.

- Все-таки социал-соглашатель он, - сказал Литвинов. - Как раньше говорили…

- Не очень-то соглашатель, - возразил Федько. - В чем-то с нами согласился, а в чем-то своей линии держался. И, между прочим, обосновал ее. Технология руководства! - не без уважительности добавил он.

- Не бывает такой линии, чтобы ее нельзя было бы как-то обосновать, - философски заметил Белосельский. - Но этот «Листок готовности» он отменит. Что и требовалось доказать. Давайте будем прагматиками.

В принципе ни Федько, ни Литвинов это субъективно-идеалистическое учение - прагматизм - не разделяли. Но в данном частном случае считать себя прагматиками согласились.

Наконец пришла долгожданная погода!

В смысле - очень плохая.

Наверное, во всем огромном, многомиллионном городе одна лишь только маленькая группка людей, занимавшихся испытаниями «Окна», встретила запоздавший в этом году поворот природы в сторону настоящей осени с таким одобрением.

Накануне первого полета с «Окном» в естественных условиях - заходов на посадку из плотной, стелющейся низко над землей облачности - Литвинов весь вечер то и дело выглядывал в окно: не улучшается ли, боже упаси, погода. Но нет, погода не менялась: сплошная облачность с нижней кромкой где-то на пятидесяти - семидесяти метрах, мелкий, моросящийся дождик, словом, все, как надо.

В такой вечер хорошо сидеть дома.

Валентина, как обычно, была занята в спектакле.

- Сыграем? - спросил Марат, кивнув на коробку с шахматами. Баталии за шахматной доской с сыном давно утратили всякий спортивный интерес: парень превзошел в этом искусстве отца и обыгрывал его, по формулировке самого Литвинова, бессовестно. Еще несколько лет назад, когда успехи Литвинова-младшего едва обозначились, Марат заикнулся было о том, чтобы отвести сына в районный Дом пионеров, где, судя по восторженной заметке в газете, клубом шахматистов руководит сам…

- Да я уже там был, - усмехнулся сын.

- Ну и что?

- Завернули.

- То есть как это - завернули?

- Очень просто. То есть коленкой, конечно, не поддали. Но сказали, что я неперспективный.

«Вот так! - подумал Литвинов. - Уже неперспективный. Так и проходит жизнь человеческая в том, что непрерывно отваливаются нереализованные возможности. В восемь лет поздно учиться балету, в десять - скрипке, в двенадцать - плаванию. В профессиональном плане, конечно. Если для души, то пожалуйста… Ну, а в сорок? Что еще светит человеку в сорок?»