Чарльз Паллисер - Квинканкс. Том 2

— Продолжайте, — велит она.

— Он сказал мне, что ухитрился устроиться слугой в ваш дом и провел здесь несколько месяцев, прежде чем сумел удрать с завещанием. Ассиндер не состоял с ним в сговоре, а действовал в своих собственных интересах. Почти сразу мальчишка был схвачен приспешниками своего деда, но, вопреки газетным сообщениям, сумел спастись.

— А что случилось с завещанием? — нетерпеливо спрашивает леди Момпессон.

— Оно перешло в руки человека, имя которого я не могу вам назвать. Одним словом, оно по-прежнему существует.

— У кого находится завещание? — выкрикивает сэр Дейвид.

— Я сказал, что не могу назвать вам имя, и это чистая правда. Означенный человек связался со мной и поручил мне от своего лица договориться с вами о продаже завещания.

Сэр Дейвид и леди Момпессон переглядываются.

Гарри внимательно наблюдает за ними.

— Вы ничего не теряете и все получаете, приобретая завещание. Как только оно вернется в ваши руки, вам не придется беспокоиться за жизнь молодого Хаффама. Выдайте мисс Палфрамонд за Тома, а если мальчишка умрет, не оставив наследника, вы предъявите завещание и обеспечите свою безопасность.

— Откуда нам знать, правдива ли ваша удивительная история? — спрашивает леди Момпессон.

— Вы можете удостовериться в подлинности документа, прежде чем купить его, — холодно отвечает Гарри. — Если он окажется подделкой, вы ничего не потеряете.

Леди Момпессон шепотом совещается с сыном, а потом объявляет:

— Мы можем предложить вам тысячу фунтов, и ни пенни больше.

— Боюсь, этого недостаточно, — печально говорит Гарри. — Далеко не достаточно.

— Но мы на грани разорения, — протестует молодой баронет. — Судебный исполнитель забирает наши рентные доходы. Мой кредит почти исчерпан, а мне еще нужно подписать брачный контракт, прежде чем станет известно о моем бедственном положении, — иначе родственники мисс Шугармен разорвут договор.

— Я попрошу своего доверителя подождать несколько дней, — говорит Гарри. — Но боюсь, если вы откажетесь выкупить завещание, он продаст его наследнику Малифанту.

— Тогда мальчику придется отдаться под защиту суда, — говорит леди Момпессон.

— Он слишком напуган, — отвечает Гарри. — И боюсь, у него есть все основания для опасений.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает леди Момпессон.

Гарри пожимает плечами.

— Он является помехой для претендента Малифанта. Вот и все, что я имею в виду.

Мать и сын тревожно переглядываются. Потом сэр Дейвид тянется к шнурку колокольчика и нетерпеливо дергает.

Теперь гости собираются в группы и принимаются обсуждать странное поведение хозяев дома: они перешептываются насчет «судебных приставов» и благовоспитанно хихикают, прикрывая рот ладонью. Мисс Шугармен сидит рядом со своей матерью в столовой зале. Сэр Томас Деламейтер приближается к ней и пытается завязать беседу. Однако она продолжает хмуриться, и в конце концов он отходит.

Тем временем из наемного экипажа, остановившегося перед парадной дверью, торопливо выскакивает высокий человек в черном, заходит в дом и быстро поднимается по лестнице следом за лакеем, который провожает его в Китайскую комнату.

Проходит еще час. Теперь гости пребывают в замешательстве. Экипажи велено подать к дому не ранее четырех утра. Том приближается к мисс Шугармен довольно нетвердой поступью; по пятам за ним следует мистер Вамплу, который, похоже, увещевает молодого человека. Том отталкивает наставника и что-то говорит невесте своего брата. Мгновение спустя к нему торопливо подходит сэр Томас и оттаскивает прочь. Мистер Вамплу подхватывает молодого джентльмена под руку и выводит из залы. Однако мисс Шугармен сердито бросает несколько слов своей матери, которая сразу же подает знак одному из лакеев. Сэр Томас обращается к ней с просительным видом. Я не знаю, о чем у них идет речь, но полагаю, он уговаривает молодую леди остаться, а она указывает на то, что сэр Дейвид три часа кряду игнорирует ее.

Мисс Шугармен со своей спутницей удаляются. Немного погодя мистер Вамплу с помощью лакея отводит своего подопечного в Китайскую комнату, где его ожидают мать и брат вместе с мистером Барбеллионом. Гувернер и слуга ждут за дверью и через десять минут получают приказ проводить молодого джентльмена в спальню.

Теперь, когда исход начался, остальные гости принимаются посылать за своими экипажами, и к трем часам почти все покидают дом. К четырем часам все мороженое растаяло, свечи догорели, и наемные слуги убирают со столов оставшиеся закуски и напитки.

В пять утра одного из лакеев посылают в каретный сарай с приказом разбудить мистера Фамфреда и велеть последнему заложить лошадей для поездки на значительное расстояние.

К шести часам в доме становится темно и тихо.

Теперь, приближаясь к концу своего рассказа, я даю волю Воображению, и оно дерзновенно взмывает на головокружительную высоту и парит в поисках добычи.

В роскошных парадных залах, всего несколько часов назад полных избалованных представителей высшего света, огромные зеркала в простенках между высокими окнами, совсем недавно отражавшие кричащую пустоту фешенебельного общества, теперь отражают лишь друг друга. На расписанных под мрамор выдвижных досках буфетов лежат россыпи конфет и изысканных лакомств, отвергнутых привередливым вкусом и обошедшихся хозяевам в такие деньги, на которые можно было бы накормить досыта не одну бедную лондонскую улицу — даже не одну деревню в Ирландии, горестной земле, связанной с нами родственными узами. В тесных чердачных комнатушках и сырых подвалах усталые слуги спят на убогих постелях, обессиленные честным Трудом. А на мягких перинах почивают вновь вступившие в права наследства Богатство и алчная Надменность. Пусть же первых радуют добрые сны, а последних мучают кошмары!

О счастье! Наконец-то я разделался со зловредными паразитами Застарелого Разложения, для которых непременно настанет Судный день. И теперь, когда мой рассказ близится к концу, позвольте мне отбросить все условности, сковывавшие меня, и смело заявить о нашем долге судить — и не просто судить, а сурово осудить! — общество, в котором Добродетель попирается, Талант игнорируется, а Высокомерие и Кичливость нагло пользуются всеми благами. Пускай Циник спросит, по какому праву мы осуждаем общество, и я отвечу: по закону Суда Совести, который зиждется в сердце каждого из нас! И является образцом Справедливости, на котором основано наше (зачастую подверженное ошибкам) Правосудие.

Только из умения судить рождаются верные критерии оценки, а следовательно, Понимание. Я горжусь тем, что сыграл свою роль в процессе, позволившем вам обозреть всю вашу жизнь, а следовательно, понять великое значение Разума и Справедливости.