Чарльз Паллисер - Квинканкс. Том 1

— Потому что его дети все равно будут приходиться Джемми внуками, так ведь?

— А как же, голубчик, — рассеянно согласилась миссис Белфлауэр. — Я сейчас добавлю муки, и тогда можете бросать туда монетки. «По рукам», — говорит Джемми. И тут Старый Ник ему: «Но у тебя есть сын, Джон, если ты его отстранишь от наследства, он может обратиться в суд. Поэтому нам надо подписать такой договор, чтобы никак его было не нарушить». Сочинил он такой договор, и Джемми подписал его собственной кровью.

— А потом убил своего отца, — воскликнул я, — примешав яд к вину, — (тут я уронил в тесто потертый шестипенсовик), — и тот в муках скончался.

— Все верно. Его крики были слышны по всему большому дому и даже долетели до Хафема.

— Это тот самый дом, который там стоит сейчас? — тут же спросил я.

— Тот самый. — Миссис Белфлауэр усердно размешивала тесто.

— Значит, все это выдумки! — торжествующе воскликнул я. — Тогда этот дом еще не был построен.

— Наверное, правда ваша, голубчик. По соседству был еще старый дом, уж не знаю, что с ним сделалось, там-то все и происходило. — Как ни в чем не бывало она продолжила: — Ну вот, времечко шло, а Джемми не бросил своих дурных привычек, все так же выпивал, резался в карты и творил всякое такое, что и поминать не хочется. Однажды вечером играл он в кости с сэром Персевалом Мампси. И вот сэр Персевал…

— Но это не мог быть сэр Персевал!

— Почему, мой утеночек? Подбавьте-ка еще монеток, голубчик.

— Потому что вы говорите, это было давным-давно, а он ведь еще жив. — Я добавил в смесь гнутую-перегнутую гинею времен Георга Второго — лучший из волшебных предметов, который всегда оказывался в моем куске пудинга.

Значит, это был его отец, — не смутилась миссис Белфлауэр, — и он тоже звался сэром Персевалом. Он был богач из богачей, черных невольников имел тысячи, на его венчание в Лондоне явились сами король с королевой смотреть, как он взял за себя одну из самых знатных в стране леди, свадебная карета была вся в золоте, и перед нею шли по улицам сотни черных рабов. Пора положить еще что-нибудь. Киньте старый фартинг с женской головкой. И вот тот вечер, о котором я толкую, он проводил с Джемми Хафемом за азартной игрой и…

— Азартная игра? Что это?

— Это игра в кости, так я понимаю.

— Но что значит это слово? — Я бросил в миску монету и на миг закрыл глаза, чтобы загадать желание — то желание, которое только сейчас вот-вот исполнится.

— Что значит? А должно оно что-то значить? Это просто название, а названия не значат ничего. И, скажу я вам, играл он тем вечером с сэром Персевалом, но кости выпадали не так, и он потерял все, что имел. По конец ему уже нечего было ставить, кроме имения. И хотя он знал, что не владеет им целиком — долг ведь не был выплачен, — он все-таки поставил имение на кон, и дело решал один бросок. Сэр Персевал выбросил пять очков, и это значило, что Джемми тоже нужно не меньше пяти. Но он выкинул крабов и проиграл.

— Крабов?

— Так говорят, когда кто-нибудь выкинет мало очков. И вот Джемми отдал ему имение. Оттого-то Мампси взяли в девиз краба, и еще пять цветков, знак Хафемов. И сэр Персевал начал строить себе тот большой и красивый дом в Хафеме, где уж не знаю сколько бальных залов, и лестниц, и парадных комнат. И план по его указанию был составлен так, что главный корпус и крылья были похожи на пять точек на игральной кости: по точке в углах и одна в середине.

— Но дом совсем не такой! — Я вспомнил, что никто не должен был знать о нашей со Сьюки прогулке туда, и добавил, запинаясь: — То есть мне так говорили.

— Ну да, он выстроил только середину и два передних крыла, и тут даже его больших денег не хватило. Правда, он успел разрушить большую часть старой деревни, чтобы заложить парк, на мили и мили вокруг. Старый Ник на Джемми очень разозлился и, поговаривают, так его напугал, что тот умер. Но пятьдесят тысяч фунтов Джемми не уплатил, и потому…

— Прежде вы говорили тридцать.

— Проценты наросли, и стало пятьдесят. Так или иначе, взял он долговую расписку Джемми и пошел с нею к лорд-канцлеру, чтобы тот истребовал для него у Мампси имение Хафемов.

— В пользу своей жены Софи и ее детей, потому что она была дочь Джемми?

— Вот именно. Все-то вы замечаете, мастер Джонни, но Мампси не хотели уступать, они сказали, что это был честный выигрыш, спор не кончался и не кончался — говорят, идет и по сей день.

— Но ведь у Джона было больше прав, чем у Момпессонов?

— Ох, у меня и из головы вон. Ваша правда, мастер Джонни. А случилось вот что. У сэра Персевал а была красавица дочка, леди Лидди, они с Джоном встретились и полюбили друг друга.

Я вздохнул: история близилась к переломному мигу.

— Понятно, — быстро вставил я. — После глупых недоразумений и размолвок они убежали и поженились. А теперь расскажите, что стало с иском Джона, почему он не вернул себе имение.

— Да, мастер Джонни, ума вам не занимать, — весело отозвалась миссис Белфлауэр и, прежде чем продолжить, хорошенько размешала пудинг. — Они и вправду бежали, но поженились или нет, о том вы узнаете чуть погодя. А перед побегом леди Лидди пришла к Джону и рассказала, как ее отец хвастался, что надул Джемми.

— Я так и знал! Он играл фальшивыми костями!

— Все верно. Больше того, она подписала бумагу, где говорилось, что она это слышала от отца. Потом они бежали в Хафем.

— Но почему? — удивленно спросил я.

— Почему? Да потому, что так уж было в те дни заведено, чтобы влюбленные убегали. Но сэр Персевал их выследил, и на площадке перед старым домом — четыре дерева в углах и статуя в середине — у них состоялась дуэль. А леди Лидди смотрела в окно и молила Бога, чтобы ни с одним ничего не случилось, но победил бы Джон. Так оно и вышло: Джон разоружил сэра Персевала и мог выбирать, казнить его или миловать. Но тут леди Лидди увидела, как ожила статуя, и что это не статуя вовсе, а незнакомец, весь в черном. Не успела она крикнуть возлюбленному, чтобы он остерегся, как незнакомец подобрался к нему сзади и заколол в спину.

— Что? Он был убит?

— Конечно. — С раздражающе довольной улыбкой миссис Белфлауэр энергично размешивала пудинг.

— Но они точно не поженились с леди Лидди и не родили детей?

— Совершенно точно, и она так ни за кого и не вышла, потому что помешалась от горя, бедняжка.

— А кто был его убийца?

— Этого никто не знает. Но верно одно: этот старик и в наши дни показывается окрест Хафема. Одет в черное, лицо — как сама смерть. Люди поговаривают, будто это Старый Ник собственной персоной. А послушать других, так это убитый старик-отец. Находятся и такие, кто говорит, что это Джемми: он, мол, потерял душу и не может покинуть этот свет. Так ли, иначе ли, но с тех пор, как на Мампси свалилось проклятье, канцлерский суд, им ни в чем не везло, вот почему большой дом опустел, земли превращаются в болото, стены разваливаются, на фермах нет арендаторов.