Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]

Стоя на противоположной стороне улицы, он беспомощно смотрел, как горит его добро. Огонь уже добрался до манекенов, пополз по ним, пожирая их платья, и куклы вдруг, плавясь и пылая, на миг обрели странную, призрачную жизнь. Они вздымались, корчились, извивались, заламывали руки, словно попали в специальный ад для восковых фигур. Наконец, разбушевавшиеся волны огня сомкнулись над ними, как это обычно бывает с трупами в крематории, и все пропало.

Жар становился все нестерпимее. Нойбауер все дальше пятился назад, пока не наткнулся на будду. Даже не оглянувшись, он машинально сел на него, но тут же вскочил: головное убранство святого завершалось наверху острым бронзовым наконечником. В немой ярости он уставился на рулон ткани у своих ног, который ему удалось спасти. Это была голубая ткань с тисненными изображениями летящих птиц. Будь оно все проклято! К чему это теперь? Он протащил рулон через улицу и бросил его в огонь. Пусть все летит к черту! Чтоб вы все сдохли! Он не оглядываясь пошел прочь. Он не желал больше ничего этого видеть! Бог отвернулся от немцев. Водан [11]— тоже. На кого же им теперь уповать?

Из-за кучи щебня и мусора, неподалеку от горящего магазина, медленно показалась голова Йозефа Бланка. Он смотрел Нойбауеру вслед. На бледном лице его застыла улыбка. Он улыбался — впервые за столько лет, — а покалеченные пальцы его тем временем ломали на мелкие кусочки подаренную сигару.

Во дворе крематория опять стояли новенькие. Восемь человек. У каждого на рукаве была красная нашивка политзаключенного. Бергер не знал ни одного из них. Но он знал их судьбу.

Капо Драйер уже занял свое место за столом в подвале. Бергер почувствовал, как обмякло в нем его второе «Я», тайно надеявшееся на отсрочку. Драйер отсутствовал три дня. Это помешало Бергеру осуществить то, что он задумал. Сегодня у него не было выбора — он должен был рискнуть.

— Давай, начинай!.. — проворчал Драйер. — Иначе мы тут никогда не управимся. Они у вас что-то в последнее время дохнут, как мухи.

В шахту загремели первые трупы. Трое заключенных стаскивали с них и сортировали одежду. Бергер проверял зубы. После этого трупы загружали в подъемник.

Спустя полчаса явился Шульте. Он выглядел бодрым и выспавшимся, но все время жевал. Драйер писал, а Шульте время от времени заглядывал в его бумаги через плечо.

Несмотря на то, что помещение было большим и хорошо проветривалось, запах трупов вскоре проник во все щели и уголки. Он исходил не только от обнаженных тел — им была пропитана даже снятая с них одежда. Лавина трупов не прекращалась. Она, казалось, погребла под собой время; Бергер уже вряд ли смог бы с уверенностью сказать, утро сейчас или вечер. Наконец, Шульте поднялся и сказал Драйеру, что идет на обед.

Драйер тоже сложил на столе свои бумаги.

— На сколько мы опережаем истопников?

— На двадцать два.

— Хорошо. Перерыв. Скажите тем наверху, чтобы перестали бросать. Пусть ждут, пока я вернусь.

Трое заключеннных, работавших с Бергером, сразу же ушли наверх. Бергер не спеша принялся за следующий труп.

— Ты что, не слышал? Чеши отсюда! — оскалился Драйер.

Прыщ на его верхней губе превратился в зловещий фурункул.

Бергер выпрямился.

— Мы забыли оприходовать вот этого.

— Что?

— Мы забыли оформить вот этот труп.

— Не болтай ерунду! Мы всех записали.

— Это неверно. — Бергер старался говорить как можно спокойнее. — У нас не хватает в списке одного человека.

— Слушай, ты!.. — взорвался Драйер. — Ты что, спятил?.. Что ты городишь?

— Мы должны внести в список еще одного человека.

— Та-ак… — Драйер впился в Бергера пристальным взглядом. — И почему же мы должны это сделать?

— Потому что количество выбывших в списке не сходится.

— Ты за мои списки не беспокойся!

— За другие списки я не беспокоюсь. Только за этот один.

— За другие? Какие это — «другие», ты, скелетина?

— Золотые списки.

Драйер помолчал несколько секунд.

— Может, ты наконец объяснишь, что все это значит? — спросил он затем.

Бергер набрал воздуху в легкие.

— Это значит, что мне наплевать — что творится в золотых списках.

Драйер сделал было движение в сторону Бергера, но совладал с собой.

— Там все в порядке… — произнес он угрожающе.

— Может быть. А может, и нет. Их ведь можно сравнить…

— Сравнить? С чем?

— С моими списками. Я веду их с самого первого дня, как начал здесь работать. На всякий случай.

— Смотрите-ка на него! Он тоже ведет списки, этот хитрый тихоня!.. И ты думаешь, тебе поверят больше, чем мне?

— Я не исключаю такой возможности. Мне ведь от этого списка никакой пользы.

Драйер смерил Бергера взглядом с ног до головы, словно в первый раз увидел его.

— Так… Значит, говоришь, никакой пользы? Я тоже так думаю… И чтобы мне это сказать, ты, конечно, дождался подходящего момента, здесь, в подвале, а? Наедине со мной — это была больша-а-я ошибка, куриная твоя башка! — Он ухмыльнулся. Но из-за боли, которую ему причинял фурункул, ухмылка была больше похожа на оскал злой собаки. — Может, ты теперь расскажешь, что мне мешает стукнуть тебя слегка по твоей куриной башке и положить твой труп рядом с другими? Или аккуратно перекрыть тебе кислород? Тогда ты сам и станешь тем, кого у нас в списке не хватает. Объяснений никаких не потребуется. Мы ведь одни. Ты просто взял да и помер. Сердечная недостаточность. Одним больше, одним меньше — здесь это роли не играет. Никакого расследования не будет. А я уж тебя оприходую.

Драйер подошел ближе. Он был фунтов на шестьдесят тяжелее, чем Бергер. У Бергера даже со щипцами в руке не было ни малейшего шанса. Он сделал шаг назад и чуть не упал, наткнувшись на лежавший сзади труп. Драйер, схватив его за руку, завернул ему кисть назад. Бергер выронил щипцы.

— Вот так будет лучше, — сказал Драйер.

Он рывком притянул Бергера к себе. Его красное, искаженное лицо было прямо перед глазами Бергера. На верхней губе поблескивал синеватый по краям фурункул. Бергер молчал. Он откинул голову как можно дальше назад, изо всех напрягая то, что когда-то было шейными мышцами.

Он увидел, как правая рука Драйера начала медленно подниматься вверх. В голове у него прояснилось. Он знал, что надо делать. Времени было мало, но рука, к счастью, поднималась медленно, как в замедленной съемке.

— То, что вы сейчас хотите сделать, — я предусмотрел, — торопливо проговорил он. — Все заранее записано, и есть даже подписи свидетелей.

Рука не остановилась. Она продолжала подниматься, медленно, но неумолимо.

— Врешь!.. — процедил сквозь зубы Драйер. — Хочешь спасти свою шкуру. Ну поговори-поговори, тебе уже не долго осталось говорить.