Илья Глазунов - Россия распятая

Но тут заговорил долго молчавший мой сокурсник:

– Просто этим людям нечего было сказать! С Сезанна началась обывательщина, «мясная» живопись с ее равнодушием к человеку и его внутреннему миру. Сезаннизм с его мнимым глубокомыслием расчленяет трепетную живую гармонию мира на прокрустовом ложе примитивных геометрических объемов – куба, конуса и шара. Логическое завершение этой «научной» теории – произвол, инспирированный хаос и бессмыслица абстракционизма.

– В общем, я тебя понял, – сказал «мансардник», обращаясь ко мне. – Ты никогда ничего в искусстве не сделаешь. Здорово вас всех покалечили. Но мы вас все равно раздавим. Хоть ты и симпатичный боярин, но уж больно отсталый…

С тех пор прошло много лет, но споры эти памятны мне и по сей день. В те дни упорных поисков и сомнений мучительно осознавалась разница между ремесленнической работой и творческим трудом. Творчество – высший дар человека и смысл его бытия, выражение его свободной воли, стремящейся к добру и гармонии.

Творческий, созидающий дух человека строит новую жизнь, создавая гармонию из противоречий – красоту! Творческий дух вечно пребывает в искусстве. Первоисток творчества – воля к бессмертию!.

Изучая жизнь великих художников, я все более убеждался в индивидуальности, неповторимости того пути, которым каждый из них шел к откровению. В трудном процессе самоопределения одни быстро и безошибочно обретали свое лицо, как Рафаэль и Рубенс, Серов и Рерих. Другие, как Ван Гог и Федотов, Нестеров и Гоген (судьба их особенно поучительна), находили себя в зрелые годы, приходили в искусство после длительного пути исканий, мучительных жизненных скитаний познавшими и высоту взлета, и глубину падения. (Многое я потом пересмотрел в оценках художников, о которых мы тогда спорили.)

Художник творческой волей создает свой мир. В сложном процессе образного познания реальности он осуществляет свое призвание – преображать, совершенствовать духовный мир человека. И здесь прежде всего предполагается глубокая искренность художника, познающего мир во всей глубине его сложных противоречии. Не «подгон» к духовному идеалу, а суровый неподкупный суд над соответствием или несоответствием идеала и жизни. Каждое художественное произведение, несущее правду о человеке, о тьме и свете в душе его, – это подвиг, требующий от художника гражданского мужества. Искусство не монолог с самим собой, оно всегда обращено к кому-то. Важно, во имя каких духовных ценностей ведет разговор художник с миром. Велика ответственность художника перед людьми, перед нацией, перед человечеством.

Думая о смысле творчества и задачах искусства, я сделал для себя вывод, что главное в искусстве – это личное отношение – художника к миру. И в самом деле, художник тогда получает удовлетворение от творчества, а его искусство тогда имеет силу воздействия на людей, когда становится проводником в тайники человеческого духа.

Разумеется, наличие профессионального мастерства предполагает умение передавать гармоническую взаимосвязь форм реального мира. Живая искренность, непосредственность индивидуального переживания художника становятся магической палочкой, превращающей мертвую материю в искусство. Страшна в искусстве риторика, мертво мастерство, лишенное искренности живого чувства. Вот почему нас порою волнует беспомощный с точки зрения высокого мастерства детский рисунок или искусство так называемого примитива, но оставляют холодными виртуозно исполненные холсты, где есть все, но нет главного: правды чувства, непосредственности глубокого переживания.

Эта глава «Поиски» написана давно и отражает правду духовных поисков умонастроений моих сверстников – тогда молодых художников, стоящих на пороге жизни. Многое изменилось с тех пор – «иных уж нет, а те далече»… по-разному сложились судьбы спорящих. Большинство после окончания Академии попадали в стойло «социального заказа». Жить-то ведь надо! Борьба за деньги, интриги, поиски работы в пресловутом Худфонде… Знаменитые «комбинаты», где талантливые художники, попав в трясину «осознанной необходимости», нередко спивались, гоняясь за прибыльными заказами на заданные «партийные» темы, размножая портреты вождей, копируя во множестве «рекомендованные» худсоветом оригиналы, созданные корифеями Союза художников… А ведь душа художника уязвима и нежна, и каждый мастер в глубине души знает цену жизни, искусству и себе самому.

В 60– е годы поднимался из руин «русский авангард». Его приверженцев пресса называла гонимыми, подробно смаковалось, как их картины давили бульдозером, который, как и самих художников, снимали на телекамеры специально ждущие этого акта советского вандализма иностранные журналисты. Многие считали, что, поддерживая наследников комиссаров от искусства 20-х годов, они помогают русской культуре стать на ноги в ее борьбе свободу – против тоталитарной советской идеологии.

Но зато идея возрождения основ русской национальной культуры всегда вызывала бешеную злобу модернистов Европы, Америки и Азии. В возрождении «русской идеи» видели они самую большую опасность для мира и прогресса, забывая при этом, что именно Россия была в свое время гарантом мира и спокойствия Европы. Некоторые художники левых течений мечтали эмигрировать «туда, где их оценят». Отбыв на Запад, многие влачили существование еще более тяжелое, чем все мы в Москве. Ну, а наиболее ловкие, спекулируя на зачастую раздутых и даже мнимых политических гонениях в СССР, достигали известности и материального благополучия. Сегодня, когда рухнули основы прежней советской жизни, они любят приезжать на Родину, выдавая себя за мучеников. Но уехали-то они все свободно и добровольно!…

Я убежден, что наши художники, режиссеры, актеры, поэты, музыканты – самые талантливые! Жаль только, что они лишены сегодня как государственной поддержки, так и заботы, любви, внимания со стороны ставших богатыми на руинах Русской беды, но, увы, не меценатствующих бизнесменов и банкиров. Не могут понять они, гуманитарная помощь России миру всегда заключалась в попираемой ныне духовности русской национальной культуры и великой православной цивилизации.

Я поставил задачу начать своего рода дневник, то есть постараться языком живописи выразить все, что меня волнует, является содержанием моей духовной жизни. В поэзии это называется лирикой.

Была весна… Наставления многих великих художников молодым воспитанникам старой Академии, ищущим свои путь в искусстве, сводились к следующему: сними себе мастерскую, запрись в ней, чтобы тебе никто не мешал своими советами, и сделай хоть одну работу, которая бы удовлетворила тебя самого. Я решил последовать второй части этого совета, так как мастерской у меня не было, а была маленькая комнатка на территории Ботанического сада. Я просто поплотнее запер дверь, чтобы не слышать беспрестанных криков многочисленных обитателей большой коммунальной квартиры, обращенных, в частности, к моей тетушке: «Агнесса Константиновна-а-а, ваш чайник кипи-и-ит.»