Шолом Алейхем - Кровавая шутка

Ужасную ерунду записывает этот Рабинович: "Вчера я был у хасидов и танцевал вместе с ними..." Ах, это про вечер у Фамилианта!.. Подумаешь, какое событие!.. Или вот: "Ура! Сегодня лично присутствовал при выпечке мацы и очень доволен!" Тоже счастье необыкновенное! Чудак!

Еще запись: "Завтра иду к раввину побеседовать о догматах и о ритуале..." Это еще что за чертовщина? И слова какие-то дикие!..

Сарра Шапиро, положительно разочарованная, положила дневник на место и хотела уже закрывать ящик, но вдруг заметила среди бумаг уголок розового листа бумаги, исписанного женским почерком...

"Уж не Бетти ли пишет ему? - мелькнуло в голове Сарры. Она извлекла письмо. - Нет, не Бетти! Незнакомый почерк. А, это, наверно, от тетки-миллионерши... И, разумеется, речь идет о предполагаемом браке Рабиновича с Бетти!.. Интересно, что думает об этом тетка?"

Разумеется, Сарра не стала бы читать чужие письма, даже теткины. Но поскольку она обнаружила в столе фотографию дочери и уже ознакомилась с дневником квартиранта, постольку, пожалуй, ничего страшного не будет, если она хотя бы одним глазком пробежит и это письмо... Но... вот странность! Имя тетки начинается, как известно, с буквы "Л" (Лия), а письмо подписано буквой "П". "Твоя вечно тебя любящая, целующая и обнимающая Вера П."...

– Кто же это "Вера П.", которая "целует и обнимает" Рабиновича? Что это за любовь такая, да еще "вечная"?

Сарра сама не знает, что с ней сталось после прочтения письма. Ей показалось, что кто-то чужой вошел в комнату и оклеветал Рабиновича!..

В письме были такие строки:

"Дорогой мой! Твои письма в последнее время становятся все реже и короче. Папа говорит, что ты скоро совсем перестанешь писать... Папа в последнее время стал капризнее обыкновенного. Он скучает, хотя не говорит об этом никому. Ты представляешь себе, дорогой мой Гриша, как мы все ждем пасхи! Я считаю дни и не перестаю молиться за тебя! Обрадуй нас всех к празднику доброй вестью, и больше всех меня - твою, тебя любящую, целующую и обнимающую Веру П.".

Сарра положила на место письмо, закрыла ящик и снова принялась за работу. Но работа уж не клеилась. Энергии - как не бывало. Мысли были прикованы к розовому письму.

"Что это за Вера П., которая "целует и обнимает"?! Кто она? Девица, влюбленная в Рабиновича? Но по какому праву она с ним на "ты" и вешается ему на шею?.. Невеста? Но неужели же он об этом за все время ни разу не упомянул бы? Мог ли бы он, имея невесту, затеять роман с Бетти? Что же это? Две невесты? Нет! Невозможно! Рабинович не такой человек! Не может этого быть!"

Что теперь делать? Спросить его самого? Но это значит - выдать себя. Сказать дочери? Но, во-первых, от Бетти за это может основательно влететь, а во-вторых, она, может быть, ничего и не подозревает. Зачем же ей портить настроение?.." Напрасно ломала себе голову бедная Сарра. Ей и в мысль не могло прийти, что "Вера П." - всего только родная сестра квартиранта - Вера Попова.

Звонок прервал размышления Сарры.

Пришел Сёмка раньше обычного.

– Почему ты так рано?

Оказалось, что сегодня их всех, и евреев и русских, распустили на пасхальные каникулы. Сёмка, собственно, должен был бы радоваться, Но он отнюдь не обнаруживал радостного настроения. Несколько минут мальчик крепился и потом вдруг разревелся.

– Господь с тобой, Сёмочка! Что случилось? Отметки скверные?..

– Н-нет... Прекрасные... Пятерки...

– Так в чем же дело?

Из отрывочных, между всхлипываниями, слов удалось выяснить, что Сёмку основательно поколотили...

– Кто?!

– Русские гимназисты старших классов, Когда все мы вышли на улицу, меня разложили и стали бить вот сюда, и сюда, и сюда...

– Господи! Горе мое! За что же?

– За Чигиринского...

– За какого Чигиринского?

– За Володьку, которого мы убили... Они говорят, что мы выкачали из него кровь для мацы...

И Сёмка расплакался, вытирая по-ребячьи глаза обеими руками, а Сарра стала изливать свою злобу, призывая все возможные и невозможные проклятия на головы своих врагов...

В этот момент стали сходиться к раннему предпраздничному обеду. Пришел Давид, за ним Бетти и последним квартирант.

Весь дом был взбудоражен. Все чувствовали, что надвигается черная туча, грозит какое-то несчастье... Необычная смерть несчастного Володьки нависла грозным предзнаменованием над всем еврейским населением города, и больше всего - над злополучной семьей Шапиро, имевшей несчастье жить по соседству с Кириллиxой...

Как всегда в таких случаях, члены семьи стали винить один другого в том, что именно другой вел и поддерживал знакомство с "семейкой" убитого Володьки.

Первым выступил Давид Шапиро, налетевший на жену: зачем она водится с такими соседями? Он, Давид, прожил бы в этом доме еще десять, двадцать лет, сто лет и не заводил бы знакомства с пьяным Кириллом и его женой, не стал бы уговаривать квартиранта заниматься с их сынком. Что за ровня ему пьяный Кирилл? И зачем было нужно Сёмке играть в лошадки именно с Володькой? Филиппике Давида, казалось, не будет ни конца, ни краю...

– Ну, ты уже кончил? - спросила Сарра. - Может быть, ты и другому дашь слово сказать?

– Пожалуйста! Хоть десять тысяч слов!

– Так я тебе скажу, что ты - сумасшедший, курьерский поезд!

– Здравствуйте! Слыхали такие новости?

– Если бы ты не торопился и не летел бы на всех парах, ты бы знал, что знакомством с Кириллихой мы обязаны твоей дочери. А кто придумал этот план, чтобы Рабинович занимался с Володькой, я не знаю. Кажется, он сам и предложил...

В комнату вошел Рабинович и, услыхав свое имя, устремил на Бетти вопрошающий взгляд. О чем тут речь?

– Ты ошибаешься, мама! - сказала Бетти по-русски. - Мысль о занятиях Рабиновича с Володькой принадлежит Сёмке. Сёмка хвастал перед Володькой своими пятерками. А Володька сказал, что, если бы у него был репетитор, он бы тоже получал в училище пятерки и, может быть, отчим тогда не избивал бы его с таким остервенением. Сёмка проникся жалостью к Володьке и стал упрашивать Рабиновича заниматься с Володькой хотя бы по получасу в день. Разве это не так, Сёмка?

– К чему тебе подтверждения? Тебе верят и без присяжных свидетелей! огрызалась Сарра, чувствуя озлобление на квартиранта за обнаруженное розовое письмо, а на Бетти - за то, что она защищает Рабиновича и тем самым взваливает всю вину на бедного Сёмку. Мало того, что его побили мальчишки, ему еще и папаша баню устроит...

Сарра угадала, Давиду нужно было сорвать на ком-нибудь злобу. Он пошел по линии наименьшего сопротивления и начал отчитывать несчастного Сёмку:

– И хорошо сделали, что побили! Пускай мальчишка знает, с кем водить знакомство, кого жалеть!.. Так ему и надо! Да будут благословенны руки, побившие его!..

Сёмке, очевидно, суждено было в этот день быть козлом отпущения. Атмосфера в доме сгущалась. Пахло грозой. Все это чувствовали и все были возбуждены, но больше всех кипел Рабинович. Когда за обедом ему рассказали печальную историю Сёмки, он вспыхнул и бросил еду. Никто никогда не видал его в таком состоянии сильнейшего раздражения. Всегда приветливый, спокойный, уравновешенный, Рабинович теперь был неузнаваем.