Томас Гарди - Дом англичанина. Сборник

Но вдруг я потерял терпение и разозлился. Не случись этого, я бы, наверно, остался там навсегда. Как, почему это случилось, не могу постичь, с тех самых пор не могу… Люди стали расходиться, все больше парами. Нигде внутри ее не было видно, бродить же в одиночестве безлунной, хотя и звездной ночью не очень-то интересно. И я разозлился, не хотел ни в чем принимать участия, ни с кем не хотел говорить — кроме нее, разумеется… Минуты ползли медленно, как больные слоны. Я накручивал себя, подогревал, а это уж точно к беде. Черт знает что! Зачем она назначила такое время? Просто все должно быть, как она скажет, ну еще бы! Если она ждет меня в половине одиннадцатого, почему я не могу прийти в четверть одиннадцатого — какая разница? Я еще несколько минут терпел эту муку, нарочно не давая себе успокоиться, а потом бросился в кухню, к зеленой двери, и попробовал бы кто меня остановить.

Никто, конечно, и не пробовал; когда человек ищет беды, его никто не останавливает. А вот и кухня — пустая, прибранная и подметенная, но еще теплая и пропитанная вкусными запахами. Горела только одна маленькая лампочка, но я сразу увидел в дальнем конце зеленую дверь. Наверно, Пола будет недовольна — до половины одиннадцатого еще десять минут, — но ничего, как-нибудь переживет. Ведь она же моя и знает это, и знает, что я это знаю. Зеленая дверь легко отворилась — они всегда отворяются легко, эти двери, — и я вошел.

Но, конечно, не в маленькую гостиную к Поле. Я очутился снова в библиотеке сэра Аларика. На душе было тяжко. Я даже не попытался повернуть обратно — понимал, что это бессмысленно. Я ненавидел сэра Аларика и его библиотеку, похожую на захудалую лавку старьевщика, и самого себя.

Чтобы не смотреть на сэра Аларика, я взглянул на часы. Было двадцать минут десятого — значит, мой день там продолжался около трех минут здесь.

— Можно мне туда вернуться? — спросил я.

— Не сегодня, мистер Линфилд.

— Почему же? — Противно было смотреть на его довольную физиономию, но я сдержался. — Меня тут не было всего три минуты. И я не собирался так быстро возвращаться. Это ошибка.

— Это всегда ошибка. Наверное… мне следовало… предостеречь вас. Но я ведь… говорил вам… что это связано… с некоторым риском…

Ни на что не надеясь, просто от отчаяния, я подошел к двери и распахнул ее. Там оказалась умывальная раковина и полки со всяким хламом. Сэр Аларик тихонько хихикнул, и мне захотелось швырнуть в него большой банкой с клеем.

— Насколько я понимаю… мистер Линфилд… наш маленький эксперимент… увенчался успехом. Вы побывали… в Другом Месте… гм?

— Я побывал там, где я бы хотел быть и сейчас, — мрачно ответил я.

— Тогда… несомненно… это было Другое Место. — Он помолчал. — Вы… встретили там… друзей… гм?

Я кивнул. Да, он отправил меня туда, но разговаривать с ним об этом мне не хотелось. Хотелось поговорить о другом.

— Скажите, сэр Аларик, что это за черный камень, на который вы велели мне смотреть? И как он проделывает этот фокус?

— Вы могли бы… еще… спросить… как его проделывает… дверь, — сказал он укоризненно.

— Ладно, как вы его проделываете?

То ли старику захотелось спать, то ли я ему просто надоел, не знаю; во всяком случае, он покачал головой в знак того, что ответа не будет, и принялся зевать во весь рот.

Но мне нужно было непременно узнать кое-что.

— Вы говорили, это все равно что повернуть за угол, только, конечно, угол особого рода. Четвертое измерение или что-то такое. Послушайте, сэр Аларик, я не хочу вам больше надоедать, поэтому скажите — могу я сделать это сам? Сидеть в своем номере в гостинице и вот так же повернуть за угол?

— Вы… можете попытаться, мистер Линфилд, — уклончиво ответил он.

Я не отставал.

— Тут, наверно, любая дверь годится, сэр Аларик?

— Разумеется. Любая дверь.

— А черный полированный камень — на него надо смотреть, чтобы сосредоточиться, и все?

— Вы… конечно… должны… на что-то смотреть… мистер Линфилд. — Опять довольно уклончивый ответ. Затем он встал, и я понял, что вечер окончен, хотя было только полдесятого. Почему-то мое путешествие в Другое Место — я тоже решил называть его так — сразу прекратило наши отношения. Может быть, он решил, что теперь рассчитался со мной за спасение на вокзальной площади. А может, я ему просто не нравился, но и он мне тоже, так что все было по-честному.

— Мне показалось, что я провел там как минимум часов десять, — добавил я, чтобы поддержать разговор. — А на самом деле я пробыл три минуты в этом чулане. Такое, конечно, бывает во сне. Но все-таки на сон это непохоже.

— Это не сон.

— А что же тогда?

Он снова зевнул.

— Простите… мистер Линфилд… иногда я никак не могу… заснуть… но как раз сегодня… вы видите…

Иначе говоря: выметайтесь, Линфилд.

Дождь в тот вечер сменился туманом, и, пока автобус полз обратно в Блэкли, я совсем скис. В конце пути меня ждала привокзальная гостиница, и вы сами понимаете, как приятно мне было туда вернуться после гостиницы в Другом Месте. Без четверти одиннадцать я уже лежал в постели и в течение следующих четырех часов слушал лязганье и грохот железнодорожных вагонов на подъездных путях. Наутро Блэкли выглядел еще более мрачно, мокро и уныло, чем всегда.

А днем на заводе электротехнической компании выяснилось, что они до сих пор не сделали нового подшипника, который был мне обещан, и я их чуть не поубивал. Баттеруорт пришел объясняться и долго говорил о разных министерствах и лицензиях, а потом сказал:

— Так что сам видишь, старик. Мы их торопим, а они ни с места. Но мы-то чем виноваты? А что случилось? Может, ты мне не веришь?

— Верю, — успокоил я его и вдруг решился. — Слушай, я все хотел спросить: а что позавчера было после того, как я расстался с тобой и Доусоном и пошел к Поле? Или это было вчера?

— Позавчера? К какой Поле? — Он ничего не понимал.

Продолжать не имело смысла, но я все же сделал еще одну попытку:

— Ну, помнишь, мы с тобой и Доусоном пили пиво перед гостиницей, а потом пошли на реку…

Баттеруорт из тех англичан, у которых голова соображает неплохо, но по виду этого никак не скажешь. Физиономия у него большая, круглая, как луна, и похожа на сырое филе, а в середине что-то мелкое и неопределенное. Это его так называемые черты лица. И сейчас это лицо было до того бессмысленным, что я чуть не набросился на Баттеруорта с кулаками.

— Прости, старик, — сказал он, — здесь какая-то ошибка.

— Да, верно, — ответил я. — Можешь об этом забыть. Я вас просто с кем-то спутал. Но с подшипником вы все-таки поднажмите.

— Поднажмем, поднажмем. — Баттеруорт обрадовался, что я снова в своем уме. — Только вот долго тебе тут приходится слоняться без дела. Это плохо. Слушай, старик, приходи к нам завтра обедать. Будет восемь человек, сыграем в бридж — как раз два стола.