Томас Гарди - Дом англичанина. Сборник

Через несколько минут я с трудом встал и огляделся. На этот раз сидевшие за столами не застыли, а продолжали двигаться, точно водоросли под водой, и даже издавали какие-то звуки, но лучше бы я их не слышал. Они смеялись — медленным, тусклым, подводным смехом, — и смеялись надо мной. Я подумал: зачем тратить время на этих людей — если их еще можно назвать людьми, — ведь они мне, в сущности, безразличны, и я вернулся сюда, чтобы найти одного-единственного человека — Полу. Я знал, что среди них ее нет. Она могла быть только в гостинице.

Она стояла одна в большой комнате, сейчас тихой, как склеп, и почти такой же темной. Она не была манекеном с вытаращенными глазами, но я пожалел об этом, потому что, когда я увидел, как она там стоит, у меня сердце заледенело. Я шел к ней, а она тихо качала головой, по щекам текли слезы, и все горе, обида, разочарование — все, что разделяло и разделяет мужчину и женщину, стояло сейчас между нами.

— Пола, — сказал я, — прошлый раз это я был виноват, по вот я здесь, я вернулся, пробился сюда ради тебя… — Я мог бы продолжать, но знал, что она не ответит, а будет только качать головой и плакать, как женщина, которая чувствует, что все ушло безвозвратно.

Наконец она пошла прочь, я следом за ней; хотел сказать что-нибудь, но не знал что. Вокруг никого не было — пустота, тишина и бесконечное страдание. Она пересекла кухню, холодную, ничем больше не пахнущую, и приблизилась к зеленой двери. Там она остановилась, взглянула на меня, и по лицу ее пробежала тень улыбки. Дверь медленно закрылась за ней, и тут подошел я, сильный, уверенный, да поможет мне бог! Я рванул дверь и шагнул туда, как Александр Македонский.

Но, разумеется, на сэра Аларика это не произвело никакого впечатления, и я его не порицаю. В этот раз я отсутствовал всего полторы минуты, и ему было безразлично, выйду я из его чулана победным маршем Александра Македонского или выползу, как горбун собора Парижской богоматери. Он хотел одного — поскорее выпроводить меня, пока я не разбушевался и не начал ломать мебель. Поэтому он торопливо сообщил мне, что тут по соседству живет человек, который за фунт может отвезти меня в Блэкли. Правда, старик волновался напрасно: последнее посещение Другого Места — если это было Другое Место — выбило из меня всю воинственность.

Проводив меня до дверей, сэр Аларик немного успокоился.

— На этот раз… было… не так приятно, мистер Линфилд… гм?

— Было очень неприятно, — сердито ответил я. — Но поделом мне, раз я сам настаивал. И вел я себя не больно-то хорошо. Но признайтесь — и вы тоже.

— Нет, мистер Линфилд, — сказал он серьезно (я, как сейчас, вижу этого хилого бело-коричневого старичка, очень английского, но с индийскими или китайскими глазами), — вы несправедливы ко мне… и к себе тоже. Вы побывали… в Другом Месте. Забудьте… это последнее посещение… помните первое. Теперь… конечно… вы недовольны. Но у вас… есть… мне кажется… причина… быть недовольным… сейчас.

— И раньше была, — проворчал я. — У всех у нас есть. В Блэкли от этого просто умирают. А вы в благодарность за то, что я вытащил вас из-под грузовика, только прибавили мне недовольства.

— Нет, — сказал он мягко, — не прибавил. В конечном счете… Нет… я думаю… напротив… убавил. Вы сами убедитесь.

Не могу сказать, чтобы я убедился, хотя время от времени я, кажется, понимаю, что он имел в виду. Нет, больше мы с ним не встречались. Я снова поехал к нему через несколько дней, но дом стоял закрытый и темный, а потом мне сказали, что сэр Аларик уехал — наверно, стоять на голове в Бомбее или крутить молитвенное колесо в Тибете. Я пригласил Дженнингса позавтракать, хотел посмотреть, как он будет реагировать, когда я скажу ему, что несколько дней назад в одном месте, где люди под пристальным взглядом превращаются в пучеглазые манекены, он дал мне такой хук справа, какого я в жизни не получал. И конечно, он никак не отреагировал, только сказал, что перестал видеть сны с тех пор, как не ест сыра по вечерам, и что британский бокс и вообще спорт теперь совсем не тот, что был раньше.

Перед отъездом из Блэкли я провел вечер с Мэвис Гилберт; она рассказала мне еще кое-что о Родни и заставила меня снова описать ей Полу, хотя я и не упоминал о Другом Месте; потом мы здорово захмелели, расчувствовались и нерешительно пытались утешить друг друга любовью, но вышло у нас не лучше, чем у пары подслеповатых медведей. В общем, все закончилось так, как я и предполагал, — недаром мне хотелось обойтись без этого прощального вечера.

Блэклейская электротехническая компания к тому времени привела машину в соответствие с нашими требованиями, и после двухдневных испытаний ее под моим наблюдением разобрали, упаковали и отправили в Ливерпуль, а дальше она пошла морем. Мне давно уже пора было возвращаться домой; я заказал билет на самолет и туманным печальным зимним днем оказался в лондонском аэропорту. Я потому об этом говорю, что там я увидел Полу.

Вы знаете, как пасутся пассажиры в аэропортах — как будто школу для дефективных вывели на прогулку. Наше стадо погнали на самолет, а другое стадо — с самолета, так что мы шли двумя встречными вереницами. И тут я увидел Полу — это была она, никакого сомнения, скорее я готов сомневаться, что меня зовут Харви.

— Пола! — закричал я и бросился к ней.

Она остановилась, но вид у нее был удивленный, и нельзя сказать, чтобы приятно удивленный.

— Это какая-то ошибка, — ответила она. — Я миссис Эндерсли, меня зовут не Пола, и мы с вами не знакомы.

— Ну, в чем дело? — Здоровый детина недовольно посмотрел на меня. Она принадлежала ему. Ему принадлежал весь мир. Есть такие люди на свете.

— Просто ошибка, дорогой, — ответила она и улыбнулась мне, словно извиняясь, — наверно, потому, что я был похож на потерявшуюся собачонку.

И вдруг меня словно подбросило и вывернуло наизнанку: в ее глазах я увидел сигнал, пришедший из их бездонных серых глубин. И вот что он означал: Да, там я была Полой, и теперь я вспомнила тебя, Харви Линфилд, но один бог знает, где мы были и что нам делать! Я пробормотал что-то невнятное и вместе с остальным стадом потащился к самолету.

И вот я здесь, вернулся при первой же возможности, но сейчас я, разумеется, в отпуске — без Блэкли под дождем и без привокзальной гостиницы. Продолжаю рассказывать людям о Другом Месте, и, когда они говорят, что знают что-то похожее, я еду туда и смотрю, и это приводит меня в ваши красивейшие места — например, Хабберхолм, где мы с вами сегодня познакомились. Корнуолл, Девон, Дорсет, Котсуолдс, Озерный округ — я всюду побывал. Да, я пытался найти сэра Аларика, но он умер в феврале где-то за границей. Да, я спрашивал об этом черном камне, но все имущество продано или роздано, и о камне никто ничего не знает. Наверно, все-таки можно напасть на его след, я уже думал об этом.