Чарльз Диккенс - Том 15. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы I - XXIX)
- Название:Том 15. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы I - XXIX)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Государственное издательство художественная литература
- Год:1959
- Город:М осква
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Чарльз Диккенс - Том 15. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы I - XXIX) краткое содержание
Хотя в этой книге Диккенс и рассказал о некоторых действительных событиях своей жизни, она не является автобиографией писателя. Используя отдельные факты своей биографии, Диккенс свободно видоизменял их в соответствии с планом романа; рисуя образы своих героев, он брал лишь отдельные черты действительно существовавших людей. Рассказывая, к примеру, о тяжелом детстве маленького Дэвида, о его работе на винном складе и о крушении его детских надежд, Диккенс описал свои собственные переживания тех лет, когда ребенком он работал на фабрике ваксы. Он рассказал о своих занятиях юриспруденцией, но совершенно изменил условия, в которых эти занятия протекали; он описал свои занятия стенографией, сделав Дэвида парламентским репортером, но ничего не поведал о постепенном превращении своем из газетного репортера в известного писателя.
Иллюстрации: «Физ» (Х. Н. Браун)
Перевод: Александра Владимировна Кривцова и Евгений Ланн
Комментарии: Евгений Ланн
Том 15. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы I - XXIX) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Так, так,— сказал мистер Крикл.— Что же ты можешь мне сообщить об этом мальчике?
— Еще ничего сказать против него не можем,— ответил человек с деревяшкой,— пока не было случая.
Мне кажется, мистер Крикл был разочарован. Но мне показалось, что миссис и мисс Крикл (тут я взглянул на них в первый раз, и они обе оказались худыми и молчаливыми) не были разочарованы.
— Подойдите сюда, сэр,— поманил меня пальцем мистер Крикл.
— Подойдите сюда! — повторил за ним человек с деревяшкой, также поманив меня пальцем.
— Я имею честь быть знакомым с вашим отчимом, человеком достойным и обладающим твердым характером,— просипел мистер Крикл, беря меня за ухо.— Он знает меня, а я знаю его. А вы знаете меня? А?
И он ущипнул мое ухо с жестокой игривостью.
— Еще нет, сэр,— ответил я, скорчившись от боли.
— Еще нет? А? — повторил мистер Крикл.— Ну, так скоро узнаете.
— Скоро узнаете! — повторил человек с деревяшкой. Позднее я выяснил, что, обладая громким голосом, он был посредником между мистером Криклом и учениками.
Я очень испугался и сказал, что, с его разрешения, надеюсь на это. При этих словах я чувствовал, как пылает мое ухо — очень уж сильно он стиснул его.
— Я вам скажу, каков я! — засипел он, выпуская, наконец, мое ухо, и напоследок крутнул его так, что слезы показались у меня на глазах.— Я — зверь!
— Зверь! — повторил человек с деревяшкой.
— Когда я говорю, что сделаю то-то и то-то, я это делаю,— продолжал мистер Крикл,— а когда я говорю, что то-то должно быть сделано, оно будет сделано.
— Должно быть сделано и будет сделано,— повторил человек с деревяшкой.
— У меня характер решительный,— сипел мистер Крикл.— Вот я каков! Я исполняю свой долг… Вот что я делаю! Если моя плоть и кровь,— тут он взглянул на миссис Крикл,— восстают против меня, значит это не моя плоть и кровь! Я отрекаюсь от нее! Этот парень приходил еще сюда? — обратился он к человеку с деревяшкой.
— Нет,— ответил тот.
— Нет! — повторил мистер Крикл.— Он знает, что делает. Он знает меня. Пусть носа сюда не показывает. Я говорю: пусть носа сюда не показывает! — Тут мистер Крикл ударил кулаком по столу и посмотрел на миссис Крикл.— Потому что он меня знает. Ну, а теперь и вы также начинаете меня узнавать, мой молодой друг, и можете идти. Уведи его!
Я очень обрадовался этому приказанию, так как миссис и мисс Крикл обе утирали слезы, и мне было так же неловко за них, как и за самого себя. Но у меня была просьба, столь для меня важная, что я не удержался, удивляясь сам своей храбрости.
— Сэр, если позволите…
Мистер Крикл засипел: «Что такое?» — и воззрился на меня так, будто хотел испепелить меня своим взглядом.
— Если позволите, сэр...— я запнулся.— Если бы можно было… я очень раскаиваюсь, сэр, что я это сделал… снять эту надпись прежде, чем ученики вернутся…
Не знаю, всерьез или только для того, чтобы попугать меня, но мистер Крикл рванулся с кресла, а я стремительно ретировался, не дожидаясь человека с деревяшкой, и без остановки мчался до моей спальни, где, убедившись в том, что погони нет, улегся в постель — ибо пора было ложиться спать — и часа два дрожал.
Наутро вернулся мистер Шарп. Мистер Шарп был старший учитель, начальник мистера Мелла. Мистер Мелл столовался с учениками, а мистер Шарп обедал и ужинал за столом мистера Крикла. Это был хилый джентльмен с крупным носом, и голова его свисала набок, словно ему трудно было ее носить. Его волнистые волосы красиво блестели, но от первого же мальчика, который появился в школе, я узнал, что это парик (к тому же подержанный, как тот утверждал) и мистер Шарп каждую субботу днем отправляется завивать его.
Мне это сообщил не кто иной, как Томми Трэдлс. Он вернулся первым. Он представился мне, сообщив, что его имя я могу найти в правом углу ворот над верхним засовом, и на мой вопрос: «Трэдлс?» — ответил: «Он самый», а затем попросил меня дать полный отчет о себе и о моей семье.
Мне повезло, что Трэдлс вернулся первым. Ему так понравился мой плакат, что он избавил меня от неуверенности — скрывать его или показывать,— ибо каждому вновь прибывшему ученику немедленно представлял меня так:
— Погляди-ка! Вот так умора!
К счастью, большинство учеников возвращались в весьма плохом расположении духа и, вопреки моим ожиданиям, не склонны были чрезмерно потешаться надо мной. Правда, некоторые плясали вокруг меня наподобие диких индейцев, а большинство поддались искушению и стали забавляться, словно я был настоящей собакой,— они ласкали и поглаживали меня, чтобы я их не укусил, командовали: «Куш, сэр!» — и называли меня «дворняга». Разумеется, мне было стыдно, и я всплакнул, но, в общем, все обошлось куда лучше, чем я ожидал.
Однако меня сочли формально принятым только после приезда Стирфорта. К этому ученику, слывшему многоученым, к этому мальчику, бывшему лет на шесть старше меня и очень красивому, меня привели, словно к судье. Он допросил меня под навесом на площадке для игр, почему я подвергся такому наказанию, и объявил, что подобнее обхождение во мной — «стыд и срам», чем завоевал навсегда мою преданность.
— Сколько у тебя денег, Копперфилд? — спросил он, шагая рядом со мной после того, как вынес свой приговор по моему делу.
Я отвечал, что у меня семь шиллингов.
— Тебе бы лучше дать их мне на сохранение,— сказал он.— Конечно, если хочешь. Если не хочешь, не давай.
Я поспешил принять это дружеское предложение и, достав кошелек Пегготи, высыпал содержимое ему на ладонь.
— Ты ничего не собираешься теперь тратить? — спросил он.
— О нет, благодарю вас,— ответил я.
— Но если захочешь, это очень легко… Скажи только слово.
— Нет, благодарю вас, сэр,— повторил я.
— Может быть, ты хочешь на один-два шиллинга купить бутылочку черносмородиновой наливки? Мы попивали бы ее в спальне. Оказывается, мы с тобой в одной спальне.
По правде говоря, эта мысль раньше не приходила мне в голову, но я сказал: «Да, мне бы хотелось».
— Прекрасно! — произнес Стирфорт.— А не хотелось бы тебе купить миндальных пирожных, скажем, на шиллинг?
Я сказал, что и против этого не возражаю.
— Затем бисквитов на шиллинг и еще на шиллинг фруктов? — продолжал Стирфорт.— Э? Да ты собираешься кутнуть, Копперфилд!
Я улыбнулся, потому что улыбался он, но все же я был чуть-чуть встревожен.
— Отлично! — воскликнул Стирфорт.— Постараемся, чтобы денег хватило. Я сделаю для тебя все, что в моих силах. Я могу выходить, когда мне вздумается, и пронесу покупки тайком.
С этими словами он положил деньги в карман и любезно попросил меня не беспокоиться; он позаботится о том, чтобы все обошлось благополучно.
Он сдержал слово, если только можно было считать, что все обошлось благополучно, ибо в глубине души я чувствовал, что все далеко не благополучно, и опасался, что две полукроны моей матери истрачены зря, хотя я и сохранил бумажку, в которую они были завернуты. Драгоценное сбережение!.. Когда мы поднялись вечером в дортуар, Стирфорт показал мне покупки, на которые ушли все мои семь шиллингов, и, раскладывая их при свете луны на моей кровати, сказал:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: