Ирвинг Стоун - Жажда жизни: Повесть о Винсенте Ван Гоге

Винсент чувствовал, что он прозяб, прозяб до мозга костей. К тому же он был голоден. Его трепала лихорадка, которая не отпускала его вот уже несколько недель. Он ослабел от недоедания и бессонницы. От бед и страданий, терзавших весь поселок, он почти обезумел. Здесь, наверху, его ждала теплая, уютная, чистая постель. Мадам Дени накормит его ужином, и мучительное, сосущее чувство голода исчезнет; мадам Дени будет лечить его от лихорадки, даст ему крепкого подогретого вина, озноб пройдет, и ему вновь станет тепло. Винсента трясло, ему было дурно, и он чуть не упал на красный кафельный пол булочной. Но он преодолел слабость и взял себя в руки.

Бог хочет испытать его в последний раз. Если сейчас он ослабеет духом и отступит, все, что он сделал, окажется тщетным. Неужто в эти дни, когда в поселке царит самая вопиющая нужда и черное горе, он дрогнет и свернет с пути, станет подлецом и трусом, при первой же возможности польстится на уют и достаток?

— Бог видит вашу доброту, мадам Дени, и вознаградит вас, — сказал Винсент. — Но вы не должны искушать меня и отвращать от исполнения моего долга. Если у вас не найдется охапки соломы, боюсь, мне придется спать на голой земле. Но прошу вас, не предлагайте мне ничего, кроме соломы, я все равно не возьму.

Он разостлал солому в углу своей лачуги, на сырой земле, и закутался в тонкое одеяло. Он не мог заснуть всю ночь, а когда наступило утро, его стал мучить кашель, и глаза у него ввалились глубже прежнего. Лихорадка все усиливалась, он уже плохо понимал, что делает. Терриля у него не было: он считал, что не имеет права в ущерб шахтерам взять себе хоть пригоршню того топлива, которое ему удавалось собрать на черной горе. Заставив себя проглотить два-три куска черствого хлеба, он вышел из хижины и принялся за свои обычные дела.

Март наконец уступил место апрелю, и жить стало легче. Злые ветры утихли, солнце пригревало все теплее, и снег начал подтаивать. Обнажились черные поля, запели жаворонки, в лесу на деревьях набухли почки. Лихорадка в поселке исчезла, и с наступлением теплой погоды женщины вновь пошли на Маркасский террикон за углем. Скоро в круглых печках весело запылал огонь, и детям уже не надо было целыми днями лежать в кровати. Винсент снова открыл Детский Зал. На первую проповедь собрался весь поселок. Печальные глаза углекопов вновь лучились улыбками, люди немного приободрились. Декрук, добровольно взявший на себя обязанности постоянного истопника и привратника Зала, отпускал шутки и остроты насчет печки и энергично потирал свою проплешину.

— Грядут добрые времена, — радостным голосом говорил Винсент с кафедры. — Господь бог послал вам испытание, и вы доказали свою веру. Самые горькие наши беды и страдания позади. В полях скоро заколосятся хлеба, солнце будет согревать вас, когда вы присядете отдохнуть перед своими домами после трудового дня. Дети будут слушать песню жаворонка и пойдут в лес по ягоды. Обратите ваш взор к господу, ибо он готовит вам радости в жизни. Господь бог милостив. Господь бог справедлив. Он воздаст вам за веру и терпение. Возблагодарим же господа, ибо добрые времена не за горами. Грядут добрые времена!

Углекопы горячо молились, благодаря господа. Зазвучали радостные голоса, все говорили друг другу:

— Господин Винсент прав. Наши страдания позади. Зима прошла. Грядут добрые времена!

Спустя несколько дней, когда Винсент с целой ватагой детей рылся на горе в терриле, он увидел, как от здания, где помещался подъемник, метнулись прочь маленькие черные фигурки людей и рассыпались по полю во все стороны.

— Что такое? — удивленно сказал Винсент. — Неужто уже три часа? По солнышку еще нет и полудня.

— Случилось несчастье! — крикнул старший из ребят. — Я уже раз видел, как они бежали от шахты. Что-то неладно под землей!

Вместе с детьми Винсент бросился вниз с горы, — камни царапали им руки, рвали одежду. Все поле вокруг Маркасской шахты, как муравейник, кишело черными фигурками, — люди спасались от опасности. К тому времени, когда Винсент оказался близ шахты, сюда уже хлынул людской поток из поселка: в поле со всех ног бежали женщины, детей они несли на руках или тащили за собой.

Добежав до ворот шахты, Винсент услышал, как кругом кричали: «Газ! Газ! В новой штольне! Они пропали! Они в западне!»

Жак Верней, который во время холодов слег в постель, теперь несся по полю что было духу. Он страшно исхудал, грудь его впала еще больше. Поравнявшись с ним, Винсент спросил:

— Скажите, что происходит?

— Штрек Декрука! Помните голубое пламя? Я знал, что это кончится взрывом!

— Сколько там людей? Сколько? Как их спасти?

— Вы ведь видели, там двенадцать забоев. По пять человек в каждом.

— Можем ли мы что-нибудь сделать?

— Не знаю. Сейчас соберу спасательную команду из добровольцев.

— Возьмите меня. Я тоже хочу помочь.

— Нет, нет. Мне нужны опытные люди. — Жак кинулся через двор к подъемной клети.

К воротам шахты подкатила телега, запряженная белой лошадью. Сколько уж раз отвозили с шахты в поселок мертвецов и калек на этой телеге с белой лошадью! Углекопы, разбежавшиеся по полю, стали разыскивать в толпе свои семьи. Одни женщины истерически кричали, другие, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами, шагали молча, ребятишки плакали. Надсадными голосами кого-то выкликали десятники, собирая спасательные команды.

Вдруг шум и крики смолкли. Несколько человек, медленно спускаясь по лестнице, вышли на двор, неся на руках что-то завернутое в одеяло. Минуту стояла жуткая тишина. Потом толпа закричала и завыла.

— Кого это понесли? Живы ли они? Или умерли? Ради бога, покажите их нам! Назовите имена! Под землей мой муж! Мои дети! В тех забоях было двое моих детей!

Люда, вышедшие из подъемника, остановились у телеги с белой лошадью. Один из них, обращаясь к толпе, сказал:

— Трое откатчиков, которые со своими вагонетками оказались в стороне от взрыва, спасены. Но их здорово обожгло.

— Кого спасли? Бога ради, скажите, кого спасли? Покажите их! Покажите! Мой сын под землей! Мой сын, мой сын!

Спасатель, откинув одеяло, открыл обожженные лица двух девочек — им было лет по девять — и десятилетнего мальчугана. Все трое были без сознания. С криком, в котором звучали одновременно ужас и радость, к ним бросились родные. Затем их уложили на телегу с белой лошадью и по тряской дороге повезли через поле. Винсент и родственники пострадавших, тяжело дыша, бежали рядом с телегой. Винсент слышал, как толпа сзади выла и причитала все громче и громче. Он оглянулся и увидел позади, на горизонте, вереницу террилевых пирамид.

— Черный Египет! — воскликнул он, давая выход своему горю и отчаянию. — Черный Египет, в котором снова томился в рабстве избранный богом народ! О господи, как мог ты это допустить? Как ты только мог?