Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

– Вы ошибаетесь, мисс Гардинг. Грация простит мне на этот раз эгоизм. Это ожерелье будет принадлежать не мисс Веллингфорд, а миссис Веллингфорд, если таковая будет существовать. Но у меня, mesdames, есть про запас еще целая коробка жемчуга, вы меня очень осчастливите, если позволите разделить его между вами.

– Что ж, мы не так горды, – смеясь, сказала Грация, – чтобы пренебречь щедростью вашей милости. Мы сделаем три билетика и вытащим на счастье. Тут некоторые замечательно хороши!

– Тебе, а может быть, и Люси обладание ими может доставить удовольствие, так как я их сам доставал. А для мисс Мертон они будут иметь другое значение.

– Какое же?

– Как воспоминание об избегнутых опасностях, о пребывании на Земле Мрамора и о многих сценах, которые спустя несколько лет покажутся ей сном.

– В таком случае я возьму себе только одну жемчужину, если мисс Веллингфорд выберет за меня.

– Ну нет, – сказала Грация своим милым голоском, – возьмите одну на память о Милсе, а пять на память обо мне, а то у вас и кольца не выйдет.

– С удовольствием; но поверьте, что незачем иметь сувенир, чтобы помнить, чем мы с отцом обязаны капитану Веллингфорду.

– Руперт, – обратилась к нему Грация, – у тебя хороший вкус, помоги-ка нам выбрать.

Руперт не заставил себя упрашивать. Он любил вмешиваться в подобные вещи.

– Посмотрите, мисс Мертон. Разве мой выбор плох? Завидую тем, кого вы будете вспоминать, глядя на это кольцо.

– Вы будете в числе их, господин Гардинг, так как вы немало постарались для меня и при этом выказали столько вкуса, я этого не забуду.

Я хорошо не понял, что она этим хотела сказать, но Руперт покатился со смеху.

– Видите, дорогой Милс, что значит не принадлежать к сословию адвокатов. Дамы не ценят достоинства дегтя.

– Я это заметил, – сухо ответил я, – но может быть, мисс Мертон уж чересчур насмотрелась на нашу профессию.

Эмилия промолчала. Все ее внимание было устремлено на жемчуг, и мои слова пролетели мимо ее ушей. Я окончил дележ.

– Но что мы теперь сделаем? Будем тащить жребий или вы положитесь на меня?

– Решай за нас, – сказала Грация. – Обе части равные.

– Ну хорошо, вот ваша часть, Люси, а вот твоя, Грация.

Грация вскочила со своего места, обвила мою шею руками и крепко начала целовать, как она всегда благодарила меня, будучи ребенком, за малейший пустяк, Люси же, пробормотав несколько слов, не тронулась с места. Эмилию утомила эта сцена. Сказав, что вечер дивно хорош, она предложила пройтись, на что Руперт и Грация с радостью согласились. Люси ждала, пока ей принесут шляпу; я же отказался от прогулки под предлогом, что мне необходимо написать несколько писем.

– Милс, – позвала меня Люси, протягивая мне коробочку с жемчугом.

– Вы хотите, чтобы я спрятал их, Люси?

– Нет, Милс, не для меня, но для вас самих, для Грации, для миссис Милс Веллингфорд, если хотите.

В голосе ее в эту минуту не слышалось совершенно никакой иронии; она просто обращалась ко мне с этой просьбой.

– Я, быть может, невольно огорчил вас чем-нибудь, Люси? – сказал я, смутившись.

– Рассудите, Милс; мы более не дети, а в наши годы надо быть осмотрительнее. Этот жемчуг – слишком ценный подарок, и, наверное, отец не одобрил бы меня, если бы я приняла его от вас.

– И это вы так говорите со мной, Люси?

– Да, дорогой Милс, – ответила бедная девочка, стараясь улыбнуться сквозь слезы. – Берите же скорей ваш жемчуг, и мы останемся такими же добрыми друзьями, как прежде.

– Если я вам предложу один вопрос, Люси, ответите ли вы мне на него откровенно?

Люси побледнела и задумалась.

– Чтобы я ответила, надо же сперва предложить его.

– Так как вы пренебрегаете моими подарками, то, наверное, у вас больше нет того медальона, который я вам дал на память перед отъездом?

– Извините, Милс, я сохранила его и не расстанусь с ним всю жизнь; это воспоминание о счастливых днях нашего детства, а потому он для меня навсегда будет дорог.

– Покажите мне этот медальон.

Люси сразу сделала быстрый жест, как бы намереваясь достать его, но вдруг остановилась, сильно покраснев.

– Я понимаю, – сказал я, – у вас его больше нет и вам тяжело в этом сознаться.

Медальон тогда находился у самого ее сердца, а потому она и сконфузилась, но я ничего не знал. Если бы я настоял, то она показала бы мне его, но уязвленное самолюбие удержало меня. Я взял коробку, которую она протягивала мне, с трагическим жестом. Она пристально посмотрела на меня. Видно было, как она была взволнована.

– Вы не сердитесь на меня, Милс? – сказала она.

– Вы меня очень обидели, Люси. Вы видели, что даже Эмилия Мертон не отказалась принять от меня подарок.

– Она долго отказывалась от него, и если она уступила, то только потому, что провела с вами много времени при таких тяжелых обстоятельствах…

Люси так и не решилась окончить фразу.

– Люси, – сказал я, – когда я уезжал с Рупертом в первый раз, вы отдали мне свое маленькое сокровище, все ваше достояние.

– Да, Милс, и от всего сердца; мы тогда были молоды, и вы всегда выказывали относительно меня столько доброты, что с моей стороны было бы неблагодарностью поступить иначе; но теперь мы больше не нуждаемся во взаимной помощи.

– Очень может быть, но я никогда не забуду эти дорогие для меня золотые монеты.

– А я – своего медальона. И вам нечего обижаться, я исполняю просьбу нашей доброй родственницы, миссис Брадфорт: никогда не принимать ни от кого подарков, кроме нее.

Как бы мне было приятно, если бы Руперт позаимствовал у своей сестры хоть частицу ее щепетильности. Ведь он, невзирая на неудовольствие своих родных, черпал деньги одновременно из двух источников!

Лишь только жемчуг оказался в моих руках, Люси тотчас же исчезла.

Я решил в тот же вечер поговорить с Грацией откровенно и выяснить для себя то, что меня интересовало более всего на свете, а именно намерения Эндрю Дреуэтта. Как я жалел, что, благодаря влиянию миссис Брадфорт, Люси стала такой самостоятельной личностью; мне казалось, что вследствие этого между нами вырастала пропасть.

Мне нетрудно было исполнить свое желание. В Клаубонни имелся зал, которым пользовались хозяева дома в исключительных случаях. Чтобы предупредить Грацию, я сунул ей в руку записочку со словами: «Ровно в шесть, в семейном зале».

Надо было обдумать то, что я предполагал сказать ей и как начать столь щекотливый разговор. До сих пор мы с Грацией никогда не говорили о серьезных вещах.