Кэтрин Эддисон - Император-гоблин

– В таком случае, сейчас она ищет пути получить желаемое?

– Да, ваша светлость, весьма вероятно.

Повисло молчание, холодное и тяжелое, как льдина. Майя набрал воздуха в легкие и спросил:

– Какого мнения придерживался о нас покойный отец?

Он заметил, что Ксевет в страхе покосился на Бешелара, и понял, что ему лучше было бы этого не знать. Но…

– Мы должны это услышать. Мы не можем общаться с теми, кто судит о нас по рассказам нашего отца, не зная, что о нас думают.

– Ваша светлость, – едва слышно прошептал Ксевет, не поднимая головы. – Вы знаете, что он не любил вашу матушку.

– Да, – вздохнул Майя. – Мы знаем.

– Со своими приближенными он не обсуждал ни ее, ни вас, ваша светлость, но при дворе ходили разные слухи. Некоторые от слуг. Другие, боюсь, распространяла сама императрица Ксору.

– Зачем?

– От скуки. Из мелочной злобы, любви к дворцовым скандалам. Большая часть этих историй – ложь, и мы настоятельно советуем вашей светлости не обращать на них внимания.

– А остальная часть?

Он знал, что загнал Ксевета в угол, и ему стало жаль придворного и стыдно за себя. «Вот каково быть императором, – подумал он. – Не забывай об этом».

Ксевет капитулировал с присущими ему изяществом и тактом.

– Покойный император говорил – иногда на публике, – что члены правящей династии Бариджана деградировали из-за близкородственных браков. В частных беседах он утверждал, что императрица Ченело безумна, и что вы унаследовали от нее душевную болезнь. Он часто употреблял слово «противоестественно», хотя никто точно не может сказать, что он имел в виду.

– И ему верили?

– Ваша светлость, все знают, как сильно покойный император любил императрицу Паджиро. Также всему двору известно, что скоропалительный брак с вашей матушкой был навязан ему Кораджасом. Тот факт, что вас поселили в Эдономи, породил многочисленные слухи, особенно в последние годы.

– Итак, по мнению Унтэйлейанского Двора, мы умственно отсталое, больное существо, потомок дегенератов. – Он не смог сдержать горькой усмешки, и Ксевет нахмурился.

– Ваша светлость, стоит лишь взглянуть на вас, чтобы понять, что это не так.

– Вопрос в том, – пробормотал Кала, – кто из них возьмет на себя труд взглянуть .

Бешелар взглянул на мага так, словно хотел прожечь его взглядом, но Ксевет лишь виновато пожал плечами. Майя понял, что Кала вовсе не ехидничал – он просто говорил правду.

Майя решил, что, продолжая этот разговор, он лишь испортит себе утро, унизит Ксевета и ноэчарей, настроит их против себя. Поэтому он спросил наигранно деловитым тоном:

– Есть ли срочные письма, которые нам следует прочесть до прихода Ксору Джасанай?

Конечно же, срочные письма были, и Майя попросил Ксевета спуститься с ним в Черепаховую Комнату. Ксевет устроился за письменным столом, Майя сел у камина, а терпеливые Кала и Бешелар, как обычно, охраняли дверь, в которую никто не собирался врываться.

На этот раз работа с письмами давалась Майе легче. Продемонстрировав помощнику всю глубину своего невежества, он уже не стеснялся задавать вопросы. Под руководством Ксевета, который, оказывается, служил императорским курьером с тринадцати лет, Майя учился расшифровывать смысл посланий, скрытый за пространными льстивыми фразами и тонкими намеками, и составлять ответы. А также понимать, в каких случаях отвечать не следует. Сначала его немного раздражала манера Ксевета бросаться именами, названиями политических группировок и мудреными фразами, но Ксевет вовсе не кичился своей осведомленностью и действительно был рад помочь. И Майя строго сказал себе, что секретарь работает добросовестно и не виноват в том, что императору хочется выместить на ком-то свое дурное настроение.

Даже без подсказок придворного Майя догадался о том, что самым важным было письмо от посла Бариджана. Он сразу заметил его среди корреспонденции. Не потому, что это послание было написано на пергаменте – старшие придворные до сих пор предпочитали пергамент, – но потому, что оно, в отличие от остальных, было свернуто в трубку. Свиток был перевязан шелковой лентой цвета сливы, продетой в продолговатую пряжку из слоновой кости. Когда до свитка дошла очередь, Ксевет вопросительно посмотрел на Майю.

– Ваша светлость лучше нас осведомлены об обычаях Бариджана, – сказал он.

Майя покачал головой и поморщился, заметив удивление придворного.

– Наша матушка умерла, когда нам было восемь лет. Она не разговаривала с нами на языке бариджин и почти ничего не рассказывала о своей родине. Мы считаем, что ей это запретили.

Он хорошо помнил моменты, когда мать пыталась восстать против запретов отца, но их было ничтожно мало.

Ксевет нахмурился, и уши поникли.

– Мы знаем, что несечо … – он постучал ухоженным ногтем по пряжке из слоновой кости, – несет особый смысл, но символика гоблинов нам неизвестна. Также мы ничего не знаем об их узлах.

– Неужели во дворце нет никого, кто может нам помочь? – спросил Майя, подумав о множестве слуг с темной кожей, которых он видел в Алкетмерете.

– Разумеется, ваша светлость, – живо подхватил Ксевет и поклонился. Майе показалось, что секретарю понравилась его находчивость. – Мы узнаем.

Минут через десять он вернулся в сопровождении мужчины средних лет.

– Это Ошет, ваша светлость, – доложил Ксевет с торжествующим видом охотничьей собаки, которая принесла хозяину подстреленную утку. – Он работает в саду. Ошет прибыл к Унтэйлейанскому Двору пять лет назад в свите посла, и посол предложил вашему отцу, императору, взять его на службу, поскольку он весьма искусен в разведении роз.

– Ваша светлость, – пробормотал Ошет, упал на колени и склонил голову. Его кожа была совершенно черной; голову он брил наголо, поэтому Майя сразу заметил стальные кольца у него в ушах. Даже Майя знал, что украшения из стали носят моряки.

– Поднимитесь, пожалуйста, – приказал Майя.

Ошет повиновался. Это был крепкий мускулистый мужчина, на голову выше Ксевета. Его руки были испещрены шрамам и царапинами, и под ногтями чернела земля. У него были типичные для гоблинов глаза навыкате и массивная, выдающаяся вперед нижняя челюсть. Сетерис в свое время не уставал повторять Майе, как ему повезло унаследовать строение черепа от отца-эльфа.

– Мер Айсава объяснил, что нам нужно? – спросил Майя.

– Да, ваша светлость.

Глаза у Ошета были ярко-оранжевые, что в сочетании с угольно-черной кожей создавало странное пугающее впечатление. Но Майя знал, что его внешность – темно-серое лицо и очень светлые глаза, как у всех эльфов рода Драджада – ничем не лучше.

– Несечо , да?

– Да.

Майя взял со стола свиток пергамента с лентами и пряжкой и протянул его Ксевету, а тот, в свою очередь, передал письмо Ошету. Садовник осторожно провел грубым пальцем по узлу, присмотрелся к крошечной звериной мордочке, вырезанной на пряжке из слоновой кости. Потом вернул свиток Ксевету и убрал руки за спину.