Анна Морион - Вальсингамские девы

– Кейт, как ты не понимаешь! Я смогу заработать денег и помогать вам! Мне надоело зависеть от милостей соседей! – настойчиво и громко прошептала раздраженная упрямством сестры Кристин.

– Не соседи одаривают нас милостями, а Бог, действуя через их сердца! Но это твое дело. Езжай, куда хочешь, но я не одобряю твоего плана, – наконец, нехотя, согласилась Кэтрин. – Но как ты сообщишь об этом отцу?

– Я взрослая девушка и могу уехать, куда захочу, ты же сама сказала.

– И куда ты собираешься ехать?

– Я хотела поехать в ближайший город, но передумала. Я уеду в столицу.

– В Лондон? Ты думаешь, тебя там кто-то ждет? – насмешливо сказала Кейт, удивляясь наивности сестры.

– Все, Кейт. Спокойной ночи, – обиделась та.

Кристин вернулась на свой тюфяк и легла лицом к стене: ее охватила обида того, что никто не понимал ее и даже не пытался уразуметь ее стремление вырваться из ужасной бедности, которую она ненавидела всем сердцем и которой стыдилась.

«Даже папа не удержит меня. Я должна изменить свою жизнь. Здесь меня ждет лишь нищета и (не дай Бог!) брак с Джоном. Мне нужно уехать!» – с отчаянием думала она.

– Крис! – вдруг послышался шепот Кэтрин.

– Что?

– Но ведь для переезда в Лондон тебе нужны деньги. Где ты их достанешь?

– Я что-нибудь придумаю.

Сестры замолчали, и каждая погрузилась в свои мысли.

Следующим утром дом пастора вновь посетил мистер Моррис, привезший для Кэсси большой кувшин свежего молока и корзину овощей. Доктор осмотрел больную и сообщил, что кризис прошел, Кэсси идет на поправку и вскоре сможет выходить из дома на свежий воздух (воздух в домике был тяжелым и спертым, так как единственное небольшое окно еще ни разу не открывали после зимы). Кэсси очень смущалась, когда доктор слушал ее дыхание через слуховую медицинскую трубку, и ей было неприятно прикосновение железа к ее груди, пусть даже через ночную рубашку, так как пастор не позволил доктору прослушивать ее легкие как положено.

После утрени пастор направился в поместье лендлорда, так как тот передал ему через мистера Морриса приглашение на аудиенцию в Риверсхольд. Граф Дрэймор, как и обещал, выписал из Лондона архитектора – мистера Пилоу, имеющего довольно громкую славу, и теперь ему требовалось поговорить с пастором Глоуфордом о работниках для реставрации. Пастор пообещал лорду, что работать будут деревенские парни и мужчины, конечно, под руководством архитектора, и что сегодня же на вечерне он отыщет добровольцев.

Когда пастор уже спускался из кабинета графа, находившегося на втором этаже, он встретил в холле виконта Уилворта.

– Я слышал, что ваша дочь идет на поправку, – приятно улыбнувшись, сказал виконт слегка удивленному его вниманием пастору.

– Да, слава Богу. И за это следует благодарить вас, – с почтением поклонился ему пастор.

– Всегда к вашим услугам, мистер Глоуфорд. Мистер Моррис рассказал мне о вашем жилье, и я хотел бы помочь вам. Он высказал мысль, что мисс Кассандра болеет так часто оттого, что постоянно вдыхает запах плесени и сырости в свои нежные легкие, а зимой дрожит от холода, – нахмурившись, сказал виконт.

Виконт Уилворт с первых же дней пребывания в поместье друга заинтересовался семьей Глоуфордов, особенно младшей из них – мисс Кассандрой. Случай с самой семьей и болезнью девушки казался ему из ряда вон выходящим. Виконт был глубоко и неприятно удивлен тем, что англиканская церковь позабыла о Вальсингаме, который, в свою очередь, не забывал о ней никогда. Виконт не мог понять, как в прекрасном облике Кэсси жил такой слабый ум: он считал, что современные достижения в медицине могли бы помочь развить ее разум, но, как он убедился, ее отец был категорически против вмешательства смертных «в дела Божьи». Поэтому виконт оставил эту мысль, но теперь желал помочь Глоуфордам в материальном плане: когда мистер Моррис рассказал ему о том, в каких жутких условиях проживают три девушки и их отец, то просто ужаснулся.

– Прошу прощения, сэр, ваша мысль мне не совсем понятна, – переспросил пастор, однако смекнув, что дело касается его семьи.

– Я хочу построить для вашей семьи новый просторный дом, – прямо заявил виконт, однако боясь, что пастор и здесь откажет ему.

– Ваша доброта не знает границ, сэр. – Пастор сделал учтивый поклон. – Но я не могу жить лучше своих прихожан: это было бы большим грехом перед ними и Господом. Я дождусь, когда лорд Дрэймор отстроит всю деревню, ведь он дал слово, что осчастливит всех нас.

– Ваш отказ ясен, преподобный, – нахмурился виконт, неприятно удивившись религиозности этого нищего старика, который будто не понимал отчаянной потребности в этой небольшой и безвозмездной услуги с его стороны.

– Благодарю вас за вашу помощь и ваши благие стремления. Господь видит и зачтет их вам, когда вы предстанете перед Ним, – мягко сказал пастор, чувствуя недовольство знатного лорда.

Виконт чуть насмешливо усмехнулся.

– Так о чем вы говорили с графом? – спросил он, решив перейти на нейтральную тему.

– Завтра в деревню приедет мистер Пилоу – архитектор. Он осмотрит церковь и займется планом ее восстановления, а я должен найти добровольцев на строительство. Его Сиятельство очень добр к нам, беднякам. И он, как и вы, интересуется здоровьем моих дочерей.

«Колин в который раз расспрашивал о Кристин Глоуфорд» – понял виконт и подумал о том, как бы из-за интереса к ней графа не случилась трагедия.

– Вам следует хранить своих дочерей: мужчины падки на женскую красоту, а ваши дочери очень миловидны, – завуалированно предупредил он пастора.

– Так и есть, сэр, так и есть. Но я уверен в своих прихожанах и в их добродетели. За все время, прожитое мною в Вальсингаме, не случилось ни одного случая греховной связи или насилия. Люди здесь очень чтят Бога и Его законы. А теперь прошу простить меня: мне нужно подготовиться к вечерне.

– Всего доброго, преподобный.

Пастор Глоуфорд покинул Риверсхольд, а виконт Уилворт, недовольный расспросами друга о дочери пастора и знавший любвеобильный характер графа, направился в его кабинет. Сам виконт был благородным человеком и не мог позволить, чтобы с Кристин случилась беда, ведь не мог не видеть того, как засматривался его друг на эту деревенскую наивную красавицу.

– Этот пастор – чистейшая душа! – сказал граф, увидев вошедшего в его кабинет дуга.

– Согласен. А ты вновь допытывался о его дочери Кристин! – с упреком отозвался виконт. – Тебе не следует интересоваться ею.

– Брось, я просто вежливо осведомился о здоровье мисс Кассандры и ее сестер, – усмехнулся лорд Дрэймор, ничуть не смутившись словами друга.

Он лгал: после того восхищенного взгляда, что бросила на него Кристин, граф не мог не думать о ней, она заняла все его мысли, и ему казалось, что и сама девушка испытывает к его особе нежность и приязнь, ведь было что-то чувственное в ее взоре. Но все же он не смел зайти дальше этого немого восхищения и своих размышлений: низкое происхождение Кристин не годилось для такого высокородного лорда, как он.