Константин Широков - Не оставляя

Несмотря на мой стихийный протест, Даша вручила мне разговорник примерно так же, как вручают букварь капризному отроку, напутствуя и поощряя его ободряющей улыбкой, и заверяя, что на первый раз запомнить с полсотни английских фраз совсем не трудно. Наверное, она следовала какой-то методике, говоря, что завтра мне нужно будет с утра, как только встану, не спеша прочесть вслух отмеченные ею фразы, затем записать их на бумаге, а днём и перед самым сном всё повторить в том же порядке. А занятие со Стелой Александровной, назначенное мне тётушкой как раз на завтрашний день, о чём я быстро напомнил Даше в надежде существенно сократить непосильное задание, помехой не будет. «Потому что, – заявила она убеждённо и очень уверенно, – десять минут утром, а также днём, не говоря уже о вечере, всегда можно найти в своём свободном времени».

«О, моё свободное время!» – Я патетически закатил глаза и картинно схватился за голову, изображая приступ отчаяния. Но и эта короткая пантомима с пафосным звуковым сопровождением не подействовали. Видать, тётушка хорошо проинструктировала свою лучшую ученицу на счёт возможных моих импровизаций, как и на все случаи жизни.

«Ну хорошо, Даш! – Я всё ещё не терял надежды на уступки. – Давай всё-таки серьёзно посмотрим на вещи и обсудим всё разумно и с пользой для дела, как того желает Зоя Дмитриевна. Я уверен, что Зоя Дмитриевна просто-напросто старается чем-то полезным занять меня. Так сказать, заполнить мой досуг. Но мы-то с тобой всё понимаем и можем подойти к делу гораздо интереснее и с большей пользой. И Зоя Дмитриевна будет довольна и спокойна…»

Однако и это весьма благоразумное и компромиссное предложение, как последняя попытка обсудить и учесть мои скромные пожелания, закончилось безрезультатно. Даша вежливо попросила неукоснительно следовать её рекомендациям и, решительно накинув на плечо ремешок своей сумочки, предложила пройти в музей, потому что уже подошло время начала экскурсии, о чём негромко возвестил и звонок, приглашая всех желающих на обзорную лекцию.

«Неужели ей так интересен весь этот детский сад с нудными уроками и заданиями, когда рядом море, пляж и множество других занимательных вещей», – недоумевал я, входя поспешно вслед за ней в двери музея и непроизвольно отмечая точёную изящность и привлекательность линий её спины, талии… лодыжек. Скользящий взгляд мой, кажется, метался и ловил все изгибы её тонкой фигуры и был в растерянном восхищении, но мысли приходили не очень оптимистичные.

Не очень-то мне нравилась её принципиальность. Наверное, этой её неуступчивости и принципиальности сейчас на своём балконе бурно радуется тётушка, пританцовывая вприсядку и хлопая в ладоши.

«И всё-таки, – подумал я с подступившим тут же ощущением чего-то упущенного по собственной же вине, – всё-таки надо было так же, как и она, сразу без проволочек ставить свои условия. А я теряюсь точно первоклашка перед строгой училкой, стараясь понравиться. Хорош столичный гусь!»

С некоторым недовольством на себя, в специальных войлочных музейных тапочках, надетых поверх кроссовок, я заскользил по лаковому паркету в хвосте небольшой экскурсионной группы за пожилым лысым экскурсоводом, энергично размахивавшим во все стороны указкой, точно мушкетёр рапирой.

Без особого интереса я разглядывал то геологическую панораму дна морского, то ракушки и камни, представленные в стеклянных кубах, то какую-то окаменелую растительность, особо ничем не примечательную, разве что своим бурым многомиллионным возрастом.

Даша же с интересом слушала обстоятельную лекцию энергичного старичка-мушкетёра и следовала за ним в первых рядах самых любознательных слушателей, не забывая по возможности держать и меня в поле своего зрения.

Неторопливо пройдя, словно на лыжах без палок, пару залов, я отметил, что этот провинциальный музей, конечно, не мог сравниться количеством экспонатов со столичными, где можно было легко потеряться в многочисленных залах или поиграть в прядки, что мы, кстати, и делали, когда нас в начальных классах приобщали к культуре. Тем не менее кое-что любопытное было представлено и здесь.

Меня действительно заинтересовал небольшой раздел с оружием в зале древней истории, где я задержался, несмотря на то, что именно здесь мне снова стало недоставать положительных эмоций, после того как Даша посоветовала зрительно запоминать надписи на английском у археологических экспонатов, обещая протестировать позже скрытые возможности моей памяти. Я сдержанно кивал ей, думая про себя, как бы всё-таки убедить её, что возможности моей зрительной и прочей памяти безграничны, если не слишком меня напрягать всякими заумными методиками.

Наконец в одном из залов, где по периметру были навешаны женские платки и всевозможные одеяния позапрошлого века и где, как и повсюду, были продублированы на английском описания экспонатов, мне стало совсем скучно, о чём немедленно захотелось поделиться с Дашей в её розовое и такое привлекательное ушко. Но каким-то шестым чувством я понял, что именно в этом зале вряд ли она поймёт моё желание закруглиться с экскурсией и незаметно свернуть к выходу, унося на память меж страниц в английском разговорнике незатейливую программку музея.

К моему везению, вскоре вволю нафехтовавшись, услужливый лысый старичок, по-видимому, основательно подустав, или, скорее всего, прочитав мои мысли, вдруг старомодно шаркнул ногой и, спрятав свою рапиру за спину, не без кокетства прокартавил, что его лекция окончена. В заключение, предложив осмотреть оставшиеся два зала самостоятельно, он под неожиданные для меня аплодисменты трёх туристок пенсионного возраста, благодарно светящимися своими одухотворёнными лицами в этом скромном полутёмном музейном пантеоне, покинул нашу небольшую осиротевшую компанию экскурсантов.

«Брависсимо!» – вдогонку ему негромко вскрикнул и я, поощрив таким вполне цивильным способом за тонкое понимание момента, когда нужно смыться, не навлекая моих испепеляющих взглядов.

Когда мы с Дашей, закончив, наконец, осмотр всех экспозиций и пройдя каким-то тёмным боковым коридором, снова оказались на улице, солнце, как говорилось у одного из классиков, уже золотило верхушки стройных кипарисов и тополей. Дневная жара спала, и был тот чудесный час, когда природа на юге словно оживает после жаркого всевластия солнца и по-новому преображается, удивляя своей красотой и совершенством, особенно тех, кто это видел и ощущал, можно сказать, впервые.

Запах цветов усилился, в воздухе появилась вместе с тем и какая-то бодрящая свежесть. И красивые южные бабочки, наверное, тоже взбодрившись, жизнерадостно и оптимистично стали порхать перед нами не только изысканно-красивыми парами, но и беспечными шелковистыми кампаниями, дополняя общую картину благоденствия.