Элинор Портер - Поллианна вырастает

— В ее игру?

— Да, — кивнула Делла с загадочной улыбкой. — Она называется «игрой в радость». Мне не забыть того дня, когда я впервые узнала об этой игре. Одна из назначенных Поллианне процедур, проводившихся по вторникам, была очень неприятной и даже болезненной. И обязанность проводить эту процедуру была возложена на меня. Предчувствия у меня были самые тяжелые, так как по опыту работы с другими детьми я знала, чего можно ожидать: капризов и слез, если не худшего. Но, к моему безграничному удивлению, Поллианна встретила меня улыбкой, сказала, что очень рада мне, и — поверишь ли? — даже ни разу не вскрикнула во время всей процедуры, хотя я знала, что причиняю ей жестокую боль. Вероятно, я невольно выдала свое удивление какой-то фразой, так как она очень серьезно принялась объяснять мне, в чем причина ее поведения: «О да, мне было очень, очень больно… Знаете, раньше я так боялась вторников из-за этой процедуры! А потом мне пришло в голову, что это то же самое, что и дни стирки у Ненси, — и значит, больше всего я должна радоваться именно во вторник, потому что до следующего вторника еще целая неделя!»

— Ну и ну! Очень странно! — Миссис Кэрью сдвинула брови, не совсем понимая, о чем идет речь. — Не вижу тут никакой игры.

— Я тоже не сразу поняла, где здесь игра. Это стало ясно, лишь когда Поллианна рассказала мне о себе. Ее мать умерла, и девочка жила со своим отцом, бедным священником, в одном из западных штатов. Воспитанием ее занималось дамское благотворительное общество, а все вещи она получала из церковных пожертвований. Когда Поллианна была еще совсем крошкой, ей очень хотелось иметь куклу. Бедняжка надеялась, что в очередной посылке с пожертвованиями для бедных будет кукла, но там не оказалось ничего из детских вещей, кроме пары маленьких костылей. Разумеется, узнав об этом, девочка расплакалась, и тогда отец научил ее «игре в радость». Игра заключается в том, чтобы во всем, что с нами происходит, находить что-то такое, чему можно радоваться. Отец сказал, что начать играть можно сразу, — обрадоваться тому, что эти костыли ей не нужны . С этого все и началось. Поллианна говорит, что игра просто замечательная и что она всегда играет в нее с тех самых пор, а чем труднее найти повод для радости, тем интереснее, только иногда это невероятно трудно.

— Очень странно! — пробормотала миссис Кэрью, все еще не до конца понимая, в чем тут дело.

— И ты удивилась бы еще больше, если бы увидела, к каким результатам привело всеобщее увлечение этой игрой в нашем санатории, — заметила Делла, — а доктор Эймс говорил мне, что эта девочка произвела настоящую революцию в том городке, откуда приехала в санаторий. Доктор Эймс близко знаком с доктором Чилтоном, который около года назад женился на тетке Поллианны. Между прочим, этот брак стал возможен именно благодаря девочке. Она помогла влюбленным уладить старую ссору… Когда два или три года назад умер отец девочки, ее отправили на Восток, к тетке. В октябре Поллианна попала под автомобиль, и казалось, что она уже никогда не сможет ходить. В апреле доктор Чилтон привез ее в наш санаторий, где она пробыла до прошлого марта — то есть почти год — и уехала домой совершенно здоровой. Если бы ты только видела ее! Было лишь одно облачко, омрачавшее ее радость, — она жалела, что нельзя пройти весь путь до дома пешком. Говорят, весь городок вышел встречать ее с духовым оркестром и флагами… Но нет — о Поллианне невозможно рассказать, ее нужно видеть! Вот почему я сказала, что хотела бы прописать тебе «дозу» Поллианны. Это принесло бы тебе огромную пользу.

Миссис Кэрью чуть заметно вскинула голову.

— Должна сказать, что расхожусь с тобой во мнении, — ответила она холодно. — Я не нуждаюсь ни в какой «революции», и в моем прошлом нет любовных ссор, которые требовалось бы уладить, а уж если что-то и было бы для меня совершенно невыносимым, так это надутый ребенок с постной физиономией, толкующий мне с важным видом, за что именно должна я благодарить судьбу. Я не выдержала бы…

Но ее прервал звонкий смех.

— Ох, Рут, Рут! — еле смогла выговорить развеселившаяся Делла. — «Надутый ребенок»! Это Поллианна-то? Если бы ты только видела ее! Но так я и знала: о Поллианне невозможно рассказать, ее нужно видеть. А тебе конечно же не хочется ее увидеть. Но… Поллианна — «надутый ребенок» — как бы не так! — И она опять разразилась смехом, однако почти сразу же вслед за этим стала серьезной и устремила на сестру прежний озабоченный взгляд. — Послушай, дорогая, неужели ничего нельзя сделать? — взмолилась она. — Ты не имеешь права губить свою жизнь! Может быть, тебе нужно почаще встречаться с людьми, выходить из дома…

— Зачем, если мне не хочется? Я устала от людей. Ты же знаешь, общество всегда наводило на меня скуку.

— Тогда почему не попробовать заняться делом? Благотворительностью, например.

У миссис Кэрью вырвался жест нетерпения.

— Делла, дорогая, мы уже не раз обо всем этом говорили. Я даю деньги — и немалые; с меня этого хватит. Боюсь даже, что даю слишком много. Я против того, чтобы превращать людей в нищих побирушек.

— Но, может быть, ты могла бы дать не только денег, но и чуточку… себя самой? — решилась мягко заметить Делла. — Если бы ты заинтересовалась чем-либо помимо своей собственной жизни, это очень помогло бы тебе и…

— Делла, — решительно прервала ее миссис Кэрью, — я очень люблю тебя и очень радуюсь всякий раз, когда ты приезжаешь ко мне, но проповедей и нравоучений терпеть не могу. Возможно, это очень хорошо для тебя — превратиться в ангела милосердия и подавать страждущим стаканы с холодной водой или бинтовать разбитые головы и все такое прочее. Возможно, благодаря этому ты можешь забыть о Джейми. Но я не смогла бы. Я стала бы думать о нем еще чаще: кто подаст воды или забинтует голову нашему бедному мальчику?.. К тому же все это в целом было бы очень неприятно — сталкиваться со всякими такими людьми…

— А ты хоть раз пробовала?

— Я? Нет, конечно нет! — В голосе миссис Кэрью звучали презрение и возмущение.

— Тогда как же ты можешь об этом говорить, если не пробовала? — И молодая сестра милосердия встала, утомленная этим бесплодным разговором. — Мне пора, дорогая. Мы с девушками договорились встретиться на Южном вокзале. Наш поезд отправляется в двенадцать тридцать. Надеюсь, ты на меня не сердишься, — заключила она, целуя сестру на прощание.

— Нет, Делла, я не сержусь, — вздохнула миссис Кэрью, — то если бы ты только могла меня понять!

Минуту спустя, пройдя через безмолвные мрачные залы, Делла вновь оказалась на улице. Походка, выражение лица, весь ее вид — ничто не напоминало ту Деллу, которая легко взбежала по этим же ступеням всего лишь полчаса назад. Бодрость, энергия, жизнерадостность — все куда-то исчезло.