Элинор Портер - Поллианна вырастает

— Отлично! Надеюсь, что это так. Но, понимаешь, я-то ведь не знал. Я думал, это… Джейми и ты. И я думал, что так как он… калека, понимаешь, было бы нечестно, если бы я… оставался поблизости и старался сам завоевать твою любовь.

Поллианна вдруг наклонилось и подняла листик, лежавший у ее ног. Когда она выпрямилась, ее лицо было повернуто в сторону. Джимми продолжил:

— Человек не может… понимаешь, не может чувствовать, что поступает честно, если его соперник с самого начала в невыгодном положении. Так что я… просто встал в стороне и дал ему шанс, хотя это почти разбивало мне сердце, девочка моя. Прямо-таки разбивало! А вчера утром я узнал правду. Но я узнал и еще кое-что. Джейми говорит, что здесь… есть еще кое-кто. Но, Поллианна, ради этого человека я не буду стоять в стороне. Я не могу… даже несмотря на все, что он сделал для меня. У Джона Пендлетона, как у меня, есть две здоровых ноги для этой гонки, и ему придется попытать счастье и примириться со своей судьбой. Но если ты любишь его… если ты действительно любишь его…

Но Поллианна обернулась к нему с безумным взглядом.

— Джон Пендлетон! Джимми, что это значит? Что такое ты говоришь о Джоне Пендлетоне?

Глубокая радость озарила лицо Джимми. Он протянул обе руки к девушке.

— Значит, ты… ты его не любишь! Я вижу по твоим глазам, что ты не любишь!

Поллианна отпрянула. Она было бледна и почти дрожала.

— Джимми, о чем ты говоришь? О чем ты говоришь? — жалобно повторяла она.

— Я говорю… что ты не влюблена в дядю Джона. Как ты не понимаешь? А Джейми думает, что ты влюблена… и что уж он-то точно влюблен в тебя. Ну, и я тоже начал думать об этом… и, может быть, он и вправду влюблен. Он всегда говорит о тебе, и потом была твоя мама…

У Поллианны вырвался приглушенный стон; она закрыла лицо руками. Джимми подошел к ней и ласково обнял ее за плечи, но Поллианна снова отпрянула.

— Поллианна, девочка моя, не надо! Ты разбиваешь мне сердце, — умолял он. — Разве ты не любишь меня… совсем ? Не любишь и не хочешь сказать мне об этом?

Она уронила руки и взглянула ему в лица. В ее глазах было отчаянное выражение загнанного зверька.

— Джимми, а ты думаешь… он… влюблен в меня? — спросила она почти шепотом.

Джимми нетерпеливо встряхнул головой:

— Это не важно… теперь. Конечно же я не знаю точно. Откуда мне знать? Но, дорогая, дело не в этом. Все дело в тебе. Если ты не любишь его и если ты только дашь мне шанс, полшанса добиться того, чтобы ты полюбила меня… — Он поймал ее за руку и попытался притянуть к себе.

— Нет-нет, Джимми! Я не должна! Я не могу! — Обеими ладонями она оттолкнула его от себя.

— Поллианна, не хочешь же ты сказать, что все-таки любишь его? — Лицо Джимми побледнело.

— Нет… честное слово, нет… не в таком смысле, — запинаясь, пробормотала Поллианна. — Но… разве ты не понимаешь?.. Если он любит меня, мне придется… постараться полюбить его… каким-то образом.

— Поллианна !

— Не смотри на меня так, Джимми!

— Ты хочешь сказать, что вышла бы за него замуж?

— Ох, нет!… Я хочу сказать… ну… э-э… д-да, думаю, что да, — тихо призналась она.

— Нет, ты не вышла бы! Ты не смогла бы! Поллианна, ты… ты разбиваешь мне сердце!

Поллианна негромко всхлипнула, снова закрыв лицо руками. С минуту она сдавленно рыдала, потом, с трагическим жестом, подняла голову и посмотрела прямо в страдальческие, полные упрека глаза Джимми.

— Я знаю, знаю, — возбужденно забормотала она. — И свое я тоже разбиваю… Но мне придется это сделать. Я готова разбить свое сердце, я готова разбить твое… но я никогда не разобью его сердце!

Джимми вскинул голову. Его глаза вспыхнули неожиданным огнем. Весь его вид вдруг удивительно изменился. С нежным и торжествующим возгласом он схватил Поллианну в объятия и, притянув к себе, зашептал ей на ухо:

— Теперь я знаю , что ты меня любишь! Ведь ты сказала, что разбиваешь этим и свое сердце. Неужели ты думаешь, что я тебя теперь кому-то уступлю? Ах, дорогая, плохо же ты представляешь себе такую любовь, как моя, если думаешь, что я откажусь от тебя теперь! Поллианна, скажи , что ты любишь меня… ну, скажи это твоими собственными милыми губками!

Одну долгую минуту Поллианна оставалась, не сопротивляясь, в яростно нежном кольце сильных рук, затем со вздохом отчасти удовлетворения, отчасти самоотречения начала высвобождаться из этого кольца.

— Да, Джимми, я люблю тебя. — Кольцо рук стало теснее и притянуло бы ее назад, к его груди, если бы что-то в выражении ее лица не сделало это невозможным. — Я горячо люблю тебя. Но я не могла бы быть счастлива с тобой, чувствуя, что, Джимми, дорогой, неужели ты не понимаешь? Сначала я должна узнать… что я свободна.

— Глупости! Конечно же ты свободна! — В глазах Джимми опять появилось возмущенное выражение.

Поллианна покачала головой:

— Нет, пока это нависает надо мной. Разве ты не понимаешь? Это моя мама разбила когда-то его сердце… моя мама . В результате все эти годы он провел в одиночестве, без любви. И если бы теперь он пришел ко мне и попросил возместить ему все это, мне пришлось бы согласиться, Джимми. Пришлось бы . Я не смогла бы отказать! Разве ты не понимаешь?

Но Джимми не понимал, не мог понять. Он не желал понимать, хотя Поллианна приводила доводы и спорила, долго и со слезами. Однако она тоже была упряма, хотя при этом так мила и так убита горем, что Джимми, несмотря на душевную боль и негодование, чувствовал, как превращается чуть ли не в утешителя.

— Джимми, дорогой, — сказала она наконец, — нам придется подождать. Это все, что я могу сказать сейчас. Я надеюсь, что он не любит, и я… я не верю, чтобы он любил меня. Но я должна знать. Я должны быть уверена. Нам просто придется немного подождать, пока мы все выясним, Джимми… пока мы все выясним!

И на это Джимми пришлось, хотя и с мятежным чувством в душе, согласиться.

— Хорошо, девочка моя, будь по-твоему, — с безнадежностью в голосе сказал он. — Я уверен, никогда еще ни одного мужчину не заставляли ждать, пока девушка, которую он любит и которая любит его, выяснит, не хочет ли жениться на ней другой мужчина!

— Я знаю, но, дорогой, никогда еще тот, другой мужчина не хотел жениться на ее матери, — вздохнула Поллианна, озабоченно нахмурясь.

— Хорошо; я, конечно, вернусь в Бостон, — неохотно уступил Джимми. — Но не думай, что я отказался от этой мысли… потому что я не отказался. И не откажусь, так как знаю, что ты действительно любишь меня, дорогая, — заключил он со взглядом, заставившим ее с трепетом отступить, чтобы не оказаться снова в его объятиях.

В тот вечер Джимми вернулся в Бостон в состоянии, представлявшем собой весьма мучительное сочетание радости, возросших надежд и мятежных чувств. В Белдингсвилле он оставил девушку, которая была в едва ли более завидном расположении духа, поскольку Поллианна, трепеща от счастья при чудесной мысли о любви к ней Джимми, была в то же время так отчаянно напугана предположениями о любви Джона Пендлетона, что в ее душе не было трепета радости, к которому не примешивалась бы боль страха.