Денис Соболев - Воскрешение: Роман

– Что-нибудь с собой взять? – спросил он Лешку, когда тот за ним зашел.

– Не. Пиздить мы сегодня никого не будем.

– А куда?

– Познакомишься.

Оказалось, что уже некоторое время Лешкины друзья собираются в гаражах поближе к железнодорожному полотну. Поскольку гопники почти никогда не приходили без оружия, то и они изготовили запасец – ножи, напильники, нунчаки, заточенные трубы; а в гаражах и на пустырях учились ими лучше пользоваться. Нунчаки Митя так и не полюбил, уж больно гопницким оружием они были; но уметь их отбивать было необходимо. А еще нунчаки были палкой о двух концах; при всей их опасности, если не испугаться и отбить, хоть той же трубой, а еще лучше перехватить, то дальше можно было бить практически в упор. Кроме того, гаражи имели еще одно несомненное достоинство. Если разрозненные группы гопников сюда все же забредали, то отлавливали и мочили уже гопоту, да так, чтобы мало не показалось. Так что постепенно на пустырях в районе железнодорожных путей гопники перестали появляться. Пили в гаражах что попадалось. Те, кто помладше или послабее, часто пили «Солнцедар» или «Кагор», кто посильнее – только водяру; почему-то с тех пор, как Горбатый начал на водяру наезжать, ее стало сильно больше. Митю даже немного удивляло, где ее столько берут; все-таки несовершеннолетние как бы. Те же, у кого были родственники на Украине, приносили украинский самогон под названием «горилка». Некоторые пили с понижением градуса, для понта; сначала водяру, потом «Солнцедар», потом пивасик; в том смысле, что ничего с ними не будет. Иногда ничего и не было; чаще ходили блевать в кусты за гаражами. И ерша, конечно, пили тоже; как же без него. Часто пили водку с пепси-колой, которую почему-то делали на заводе посреди Полюстровского парка. Работягам можно было дать на лапу, и через заводской забор они передавали пепси целыми ящиками.

К Митиному удивлению, в гаражах было относительно много девиц, которых здесь в глаза и за глаза звали телками; даже девиц из соседней школы. Телки пытались пить как все или чуть меньше, как получалось; а вот пьянели быстрее. Просили научить их пользоваться оружием; их учили, но не совсем всерьез. Хотя они думали, что всерьез; очень этим гордились; ходили с заточенными напильниками, как какие-нибудь валькирии из Кировского театра. Но и обжимались здешние телки тоже охотно, практически со всеми, даже с Митей, который особо и не знал, что с ними делать. От большинства из них несло перегаром, так что целоваться с ними было не очень приятно, но нужно, иначе бы его застебали; тем более что в их с Арей продвинутой школе целоваться было особо не с кем или, по крайней мере, не очень реалистично. Но и в гаражах тоже, хотя по углам телки обжимались в открытую и даже с известным понтом, для большинства из них дальше этого дело не заходило. Те, кто постарше или кому не терпелось, выходили на улицу или шли в квартиры, если находились свободные; в квартирах не собирались, не пили, оружие не делали и уж тем более не хранили. Говорили, что со своими девками гопники трахаются на глазах у всех; так на то они и гопники, почти животные. Благодаря Лешке и знакомым дзюдоистам Митю приняли почти за своего, а вот он себя своим не чувствовал вовсе. А еще он постепенно начал сомневаться в том, что ершом и обжиманиями все не закончится, а ведь он приходил сюда не за этим.

Тем не менее после очередной стычки с гопниками все же забились на пустыре, который отделял их от новостроек за Муринским ручьем; и забились по-крупному. Митя думал, что заборзевшая гопота всерьез это не воспримет, и надеялся, что она отхватит вперед и с запасом; но они восприняли. Когда он увидел темную массу, которая перла на них в поздних сумерках с той стороны пустыря, в душе что-то екнуло. Когда-то дедушка говорил ему, что ничего не боятся только круглые дураки, и Митя повторил это самому себе; двинулся дальше. Довольно долго стояли друг напротив друга, осыпая оскорблениями, но все же не переходя к действиям; гопники грязно объясняли, как именно они собираются совокупляться с их телками. Митя вспомнил поцелуи в гаражах, пусть даже слюнявые и пьяные, и его стала охватывать ярость. Ему было приятно, что в долгу перед гопотой они не остались; Паша, бывший у них как бы за главного, объяснил гопоте подробно и в деталях, куда и как они будут иметь их блядей, а также их сестер, матерей и саму гопоту. Дальше все происходило быстро и сумрачно. Почти в полной темноте две толпы, вооруженные ножами, напильниками, заточками, трубами, нунчаками и обычными палками, рванули друг на друга, и все смешалось. Уже через несколько секунд Митя понял, как мало пользы было от четырех лет занятий дзюдо; так что он скорее бил во все стороны, стараясь не давать к себе подойти, нежели делал нечто особенно полезное для исхода свалки. Но все равно, кажется, к концу второй или третьей минуты ему от кого-то прилетело, и он вырубился. Потом увидел Лешку, бившего его по морде.

– Угомонись, – сказал он Леше. – Я в порядке.

Леша убежал назад, в сторону свалки. Совсем рядом выли ментовские сирены и вспыхивали мигалки; было видно, что народ начинает беспорядочно разбегаться по пустырям. «Сейчас я всей этой мрази выдам», – подумал Митя и снова потерял сознание. Очнулся он в грязи; в глазах все расплывалось, голова болела. Мигалки все еще вспыхивали, было похоже, что менты еще кого-то вяжут. Митя встал, повалился снова; начал медленно отползать подальше от мигалок. Как он добрался до дому, помнил смутно.

– Зацепился за что-то в темноте и навернулся в канаву, – сказал он родителям. – Все же раскопано, как после ядерной войны.

У него диагностировали легкое сотрясение мозга, но класть в больницу не стали. Через неделю разрешили вставать с кровати.

– Ты бы со своей неповоротливостью, – сказала мама, – поменьше шлялся по вечерам. Говорят, неделю назад была ужасная драка между шпаной. Откуда только они берутся. Хотя понятно откуда. Полгорода уже сплошная лимита. А ленинградцам, как и раньше, жить негде.

К счастью, как оказалось, ментам все-таки кто-то стукнул, и они появились почти сразу, как только началась массовая драка. Так что раненых было много, а убитых не было совсем. Леша получил две резаные раны и лежал в отделении травматологии детской больницы Раухфуса недалеко от площади Восстания. В первый же день, когда Мите разрешили встать, они с Арей поехали его навестить. Попросили у родителей денег; привезли ему два мешка сладостей и фруктов.

– Больно? – спросил Митя.

– А то.

– А ты?

– Фигня. Сотрясение.

– Я уж подумал, что ты дуба дал. Аж застремался.