Бруно Ясенский - Человек меняет кожу

Он долго лежал с закрытыми глазами и, казалось, уснул. Полозова плакала. Нусреддинов, прямой и сосредоточенный, сидел на корточках у изголовья.

– Керим! – позвал внезапно Анваров.

– Да, я здесь.

– Если сегодня закончим двадцать первый километр, то какая это будет часть всей дороги?

– Пятая часть, Сафар.

– Керим! – окликнул Анваров немного спустя.

– Да, я слушаю.

– Если за три недели сделали только пятую часть, тогда, чтобы закончить всю дорогу, надо не три, а четыре месяца, правда?

– Нет, Сафар. Ты же знаешь, это была самая трудная часть. Не было паровоза. Ты же сам знаешь, балласт и рельсы приходилось подкатывать вручную и тащить на верблюдах. Через неделю будет паровоз, тогда подвозить будем быстрее, больше и легче. В три месяца, как обещали, обязательно закончим.

– Это хорошо… – кивнул головой Анваров и опять погрузился в молчание. – Керим!

– Да?

– После окончания строительства ты нам обещал, что лучшие ударники-комсомольцы поедут в экскурсию в Москву. Это наверное будет?

– Да, Сафар, наверное.

– Это хорошо. Отбери побольше ребят. Ведь из нас никто не видел настоящего большого города… Москва – очень большой город?

– Очень большой, Сафар.

– Это хорошо, что ребята увидят… Ты тоже поедешь, Керим?

– Да, меня обещали послать туда на учёбу.

– Развяжи мне бечёвку под коленом…

Нусреддинов заколебался. Он опустился на колени у ног Анварова. Левая нога распухла и отекла, как правая. Оставлять ногу перевязанной не было никакого смысла. Керим развязал бечёвку.

– Тебе легче?

– Да, мне ничего…

…Когда в палатку вошёл Зулеинов, он застал Керима прямого и сосредоточенного, сидящего на корточках у изголовья Сафара, и заплаканную Полозову.

Зулеинов тихо коснулся рукою лба Сафара. Потом, не говоря ни слова, снял халат и накрыл им мёртвого.

– Товарищ Керим!

– Да? – встрепенулся Нусреддинов. – Случилось что-нибудь?

– Пришёл грузовик, привёз шпалы. До вечера всё уложим. Больше шпал на пристани нет, и дерева никакого нет. Ночная смена не сможет приступить к работе.

– Нет никакого леса? – Нусреддинов потёр ладонью лоб.

– Последние бревна изрезали.

– Надо что-нибудь придумать. Работа остановиться не может. Грузовик в исправности?

– Да, починили.

– Останься тут руководить работами. Я поеду на пристань. Товарищ Мариам, собирайся, поедешь вместе со мной.

Над пристанью висел лязг и звон. Площадь от реки до крайних бараков кишела людьми, грохала и ухала, как огромная мастерская, с которой ветер сорвал крышу. В паровозоремонтном цеху, под открытым небом, рабочие подковывали паровоз, подвесив его на домкрате, как норовистого коня. Пухлая туша паровоза ёкала, сотрясаемая испуганной икотой. Вокруг домкрата, словно у горна базарного кузнеца, толпились дехкане в пёстрых, как обои, халатах. Это были мирные землепашцы с той стороны Пянджа, переправившиеся за промтоварами в советский кооператив. Привлечённые ковкой железного коня, они сидели здесь с утра и, не чувствуя ног, созерцали грузное чудовище. Поодаль кучками теснились другие, зачарованные голубым шипением автогенной сварки. Змей, повинуясь умелым рукам чумазого таджика, пыхтел феерическим огнём. Таджик, довольный онемелым восторгом зрителей, радостно скалил белые зубы. Он знал, что об его огненном змее, вид которого ещё месяц тому назад наполнял его самого испуганным трепетом, поползут, как дым, на ту сторону Пянджа смутные легенды, передаваемые из кишлака в кишлак в вечерних сумерках по беспроволочному телеграфу «узун кулак» – длинное ухо.

Пристань в жёлтом полыхании дня шипела удивлённым шепотом – автогенная сварка мастерской и базара. Зачарованные халаты путались под ногами рабочих, их не гнали, обходили, над их головами бросали и ловили на лету инструменты, и торопливые молотки стучали, как кровь в висках, мелкой ускоренной дробью. Это в кузнечном цеху, широко расползшемся над рекой, заготовляли гайки для рельсов. Транспорт гаек застрял на неведомой станции и мог прийти ещё через месяц или не прийти совсем.

По ту сторону реки Афганистан молчал тугаями, бесшумным полётом переполошенного коршуна, пустынным разливом равнин. По дорожке, вползавшей на холм, медленно подымался одинокий всадник, похожий издали на большого муравья.

Грузовик, обогнув мастерские, упёрся в реку. Нусреддинова и Полозову окружили подбежавшие комсомольцы из третьей смены. На всей пристани не осталось ни одного неиспользованного бревна. На участок только что ушли четыре состава с песком и двенадцать верблюдов с рельсами. Весь этот транспорт, мобилизованный с большим трудом, пойдёт впустую, если ночная смена не получит шпал.

Окружённый комсомольцами, Нусреддинов направился в канцелярию начальника пристани. В канцелярии было пусто. Нусреддинов уже повернул было к двери, когда за бруствером из ящиков заметил складную кровать. На кровати лежал длинный человек в сапогах и в форменной фуражке, нахлобученной поверх носового платка. Узелки влажного платочка кокетливо торчали из-под козырька двумя залихватскими папильотками. Человек мелко позванивал зубами.

Нусреддинов потрогал его за плечо. Начальник открыл белесые малярийные глаза и присел на кровати. Фуражка, съехавшая набок, держалась на голове, вопреки всем законам физики.

– А? – спросил начальник. – Чего надо?

– Леса надо. Леса нет. Шпалы не из чего делать.

Начальник поправил фуражку и с нескрываемым бешенством уставился на Нусреддинова.

– Четырнадцатому уже сегодня говорю! – закричал он пронзительным голосом. – Четырнадцатый раз повторяю: нет у меня никакого леса! Убирайтесь вон и оставьте меня на пять минут в покое!

– Лес должен быть. Работы остановиться не могут.

– Подождите, может, вырастет, – он втянул ноги на кровать и повернулся к стене.

– Когда придёт баржа из Термеза?

Начальник злобно зазвенел зубами.

– Я вас спрашиваю, когда придет из Термеза баржа?

– Спрашивайте у Пянджа, а не у меня. Второй день стоит на мели в ста километрах отсюда. Когда прибавится вода, тогда и придёт.

Нусреддинов озабоченно повертелся по комнате.

– Значит, никакого леса нет? Может, старые сипаи, балки какие-нибудь? Ничего?

Начальник выбил зубами целую гамму и надвинул фуражку на нос.

Нусреддинов вышел из канцелярии.

Полчаса спустя он вернулся и, схватив начальника за плечи, посадил его торчком на кровать.

– Нет никакого леса, пятнадцатому говорю!..

– Вы не горячитесь. Я лес нашёл. Слушайте меня внимательно. У вас тут есть амбар, где хранятся бочки с цементом. В нём сейчас не более шестидесяти бочек. Дождей в это время не бывает. На всякий случай накроете брезентом. А амбар я разберу. Вы понимаете?